Пёсья матерь

И вот на следующий день после истории с супом из попугая мадемуазель Саломея сказала мне: Рубини, пойдем за диким луком, хоть отвлечемся немного. А сама разодета как на прием к королю, даже стащила плечики у своей племянницы, плечики тогда были очень в моде, говорили, что их носил даже сам Муссолини, и все немецкие обольстительницы кино тогда носили на экране плечики, особенно Енни Юго[40] и Марика Рёкк. Тетушка Канелло никогда плечики не одобряла – в основном, конечно, из-за немцев.

– Ты куда среди бела дня в плечиках намылилась? – сказала она Саломее. – Ты похожа на любовницу Гитлера!

– А вот это не твоя печаль. Хоть бы и так, – бросила та в ответ, потянула меня за руку, и мы ушли. Она очень оскорбилась, потому что ей совсем не нравился Гитлер. Она знала, что он уже очень давно состоит в отношениях с женщиной, а все так на ней и не женился, ты только представь, какой подлец, столько лет девушку позорить, когда он уже на ней женится? Я бы на ее месте уж давно сунула ему сапоги в руки и послала бы на все четыре стороны.

Мы почти пришли, стоял теплый солнечный день. В солнечных лучах содержатся калории, так нам говорили. Я взяла с собой цапку, чтобы копать, – выковырять луковицы можно было только так.

Чем ближе мы подходили к минному полю Афанасия, тем больше меня охватывало беспокойство. Мадемуазель Саломея, сказала я, мы снова идем в Сопротивление? Нет, ты жди здесь, делай вид, что таскаешь лук, и что бы ни увидела − ни звука!

– Видишь тот скот?

– Да, там козы. Зарифеевские.

Однако и это не умалило ее порыва. В руках у нее были мешок и дорожная сумка. Смотрю, она зашла на минное поле и сделала сальто, прямо как Империо Архентина[41], когда та еще до войны пела с экрана песню «Лодочник Антоний».

Животные преспокойненько себе паслись. И она, о коварная, приманкой начала гнать их к большому рву. И сама тоже прыгнула туда. Ну, точно сулиотка[42]

с крепостной стены, и я потеряла ее из виду. А сама все якобы ищу лук. Немного погодя вижу: вылезает из канавы и тащит за собой до отказа набитый мешок. Как она дотащила его через минное поле на высоких каблуках, с тюрбаном на голове да с дорожной сумкой в придачу, я до сих пор ума не приложу! Подошла ко мне и говорит, подсоби-ка чуток и не вопи, если вдруг начнет капать кровь. Смотрю, из мешка торчит окровавленный нож. А внутри зарезанная коза. Пойдем домой, сказала она, и поживее, да смотри улыбайся. Ну, давай, пошла!

Ну да, конечно, «поживее» ей подавай, две голодные женщины с такой тяжестью. Эту тушу мы не несли, а волокли.

Когда дошли до моста, она сказала мне: ну, теперь можешь идти, не будем давать повода. К тому же она заметила, что другие дети делают мне всяческие знаки. А кроме того, приближался комендантский час, и мне нужно было забрать нашего Фаниса. И в самом деле, там я его и нашла. А мадемуазель Саломея направилась к дому, таща за собой козу, остальная часть дороги оттуда в то время была уже заасфальтирована.

Когда мы пришли домой, мадемуазель еще не явилась. Андрианa все выходила на балкон и беспокойно глядела по сторонам; и вдруг видит следующую картину: на стене дома Афродиты тетушка Канелло учила Марину итальянскому. Вместо доски у них была стена, и Марина безукоризненно написала REDICOLO MUSSOLINI, а снизу HITLER SELINIARY − это они еще не выучили. И вот когда Андриана, застыв, наблюдала, как они исправляют орфографические ошибки, глядь из-за угла выворачивает невысокого роста итальянец с оружием, – наверное, шел к своей подружке и весь так и светился от счастья. Он хотел было с ними пофлиртовать, а потом увидел надпись на стене и замер. Андриана со всех ног бросилась вниз: видит, итальянец положил оружие и тащит Марину, хоть рыцарь и донжуан, но патриотизм все же взял верх: он хотел отвести ее в Карабинерию. И в тот момент, когда Канелло пыталась исправить положение, Марина снизу кричала, убери руки, кретин, а тетушка Андриана упала в обморок (нашла время!), послышался звук, похожий на картечь. Это по мостовой стучали каблуки Саломеи. А тетушка Андриана, с которой случился обморок от страха и голода, как будто во сне видела, как сестра кладет на землю мешок и требует у итальянца объяснений. Вся так и дрожа от гнева, она выпалила:

– Слышь ты, оставь гречаночку в покое.

Итальянец что-то ответил, черт его знает, что он там сказал, даже Канелло не поняла, но он все так же продолжал настойчиво тянуть Марину в сторону Карабинерии.

А между тем начался комендантский час. Андриана пришла в себя, но, как только увидела, что из мешка начинает сочиться кровь, к ней стал подступать второй обморок, однако, к счастью, в этот момент издалека мы услышали выстрел, это был патруль. Канелло тут же кинулась забирать своих пятерых детей со спектакля. Мадемуазель Саломея тащила Марину за другую руку и говорила итальянцу: эй, ты, коротышка, оставь мою племянницу, руку ей сломаешь, и его, беднягу, начал потихоньку брать страх. Тут послышался второй выстрел, и Саломея как с цепи сорвалась.

– Хорош уже стрелять! – крикнула она в сторону пальбы, ну, точно Леонид в Фермопилах.