Пётр и Павел. 1957 год

Она врала всем. Врала родителям, которые в сорок пятом жили в той самой квартире, где сейчас сидел Богомолов. Врала сестре Тамарке, у которой, действительно был муж Руслан – Герой Советского Союза, но который погиб в сорок третьем под Сталинградом. Тамара, кстати, вовсе не умерла, и детей у неё не было. Сразу после войны она вышла замуж за лётчика и уехала с мужем в Иркутск, попросив сестрицу приглядывать за её квартирой на Абельмановской. Врала, наконец, Серёжке, жалея его и страшась собственного вранья. И инвалидом она стала совсем не потому, что её контузило в Белоруссии, а потому что ещё с довоенных времён у неё были серьёзные проблемы с "нижним этажом", как об этом обычно говорят женщины. И в больницу она попала не в результате контузии, а легла "на сохранение". Её поздняя беременность лишь усугубила её "женские проблемы" до такой степени, что пришлось после родов делать операцию, в результате которой Наталья перестала быть полноценной женщиной. О налёте "мессеров" на госпиталь ей рассказал Савушкин, когда случайно встретил её в сорок девятом в троллейбусе. Наталья была тогда в аховом положении: одной только пенсии на жизнь не хватало, родителей к тому времени уже не стало, на работу по специальности никуда не брали. Иван Сидорович по старой дружбе помог ей – устроил на станцию "Скорой" в Склиф, где был тогда заместителем главного врача.

От всего того, что открылось Алексею Ивановичу в этих неотправленных письмах Натальи, можно было сойти с ума. Убивала безсмысленность её вранья и горькое чувство невосполнимой утраты, примириться с которой казалось выше человеческих сил.

И тут же вставал вопрос: как быть с Серёжей? Показывать или скрыть от него эти письма?..

Времени на раздумья оставалось совсем немного, и Богомолов принял, как полагал, единственно правильное решение: на парнишку и так свалилось огромное горе, и усугублять его новыми проблемами не стоит. Придёт время, и отец расскажет сыну всю правду, а пока… Он аккуратно сложил письма в коробку из-под печенья и вернул на прежнее место в тайник. Кроме Серёжиной метрики, которую вложил в конверт, где находились документы Натальи. С этой минуты его отцовство стало официальным!..

Алексей Иванович и сам не заметил, как задремал, сидя в кресле подле секретера.

И приснились ему Дальние Ключи, но не в эту промозглую осеннюю пору, а по весне, когда лопаются почки и покрываются деревенские сады тонкой зелёной паутиной, а ошалелые скворцы рассыпают в прозрачном воздухе переливчатые трели, важно раскачиваясь на чёрных ветках возле своих подруг, сидящих на яйцах. Раскатисто голосили петухи, мычали коровы, лаяли собаки… И на душе у Алексея было радостно и покойно, потому что он точно знал: вот сейчас он свернёт в проулок, и возле старой ветлы его будет ждать Наталья… Но за поворотом никого не было, и сам проулок был скорее похож на городскую улицу. На ней не было ни души, и во всех домах окна зияли пустыми чёрными провалами. Алексей испугался и побежал. Надо было поскорее отыскать Наталью. Он понимал: в его распоряжении всего несколько минут. Скорее., скорее… Он должен, обязательно должен успеть! Но… не успел!.. Прозвенел звонок!..

Синий будильник на маленьких растопыренных ножках раскалывался пополам от резкого, бьющего прямо по нервам, противного звона, и Богомолов с досадой ждал, когда у подлеца кончится завод. Поднять руку, чтобы нажать кнопку и выключить нахала, у него не было сил.

– Ты что, так и не ложился? – с удивлением спросил Серёжка, глядя на отца, скрюченного в кресле. – Разве можно спать в такой неудобной позе?

Дребезжащий злодей, наконец-то, начал сдавать, последний раз недовольно звякнул, потом ещё и ещё раз, но уже слабее и, к вящему удовольствию Алексея Ивановича, замолк.

– Сам не заметил, как заснул, – Богомолов тёр заспанные глаза.

– Я Андрейке позвоню. Скажу, чтобы сегодня меня в школе не ждали.

– Конечно, позвони и предупреди, что тебя три дня не будет. Скажи, кто такая Эмилия Карловна?

– Это мамина бабушка.

– Она немкой была?..

– Кажется, её отец был немец или латыш… Точно не знаю. А почему ты спрашиваешь?

– У вас на Немецком кладбище место есть. Думаю, мы маму к бабушке в могилу положим, – но, увидев, как на глаза Серёжки навернулись слёзы, быстро добавил: – Иди Андрейке звони, а я пока соображу, чем бы нам с тобой позавтракать.

Пока Серёжа разговаривал с Андреем, Алексей Иванович спрятал необходимые для оформления похорон документы в карман и закрыл секретер.

Быстро перекусив чаем с бутербродами, они отправились в Склиф.

Иван Сидорович встретил их в своем маленьком кабинете неулыбчиво и угрюмо. Заметно было, что этой ночью он тоже не ложился.

– Серёга, ты здесь посиди, а мы с Алексеем Ивановичем пойдём, нужные бумажки оформим.

– Я с вами… – начал было пацан, но Савушкин резко оборвал его:

– Не канючь! Сказано ждать, жди!..

Взрослые вышли в коридор. Иван Сидорович тут же достал папиросу, закурил.