Пётр и Павел. 1957 год

– Мы рождаемся для того, чтобы жить, сынок. И тебе рано о конце задумываться. Тебе столько ещё предстоит в этой жизни сделать. И хорошего, и дурного… Дай Бог, чтобы хорошее перевесило, и тогда ты узнаешь, что такое вечная жизнь. А здесь, на Земле, мы готовим себя к этой вечной жизни… Там – за гробом… И от того, как человек свой земной путь прошёл, его после смерти или вечное блаженство ожидает, или вечный ужас и мрак. За всё нам ответить придётся.

– А готовиться к вечной жизни – это как?.. Молитвы читать?

– Не только и даже не столько, Серёжа. Молитва человеку в помощь дана, чтобы в горькую минуту не чувствовал он себя брошенным и одиноким. А готовить себя к будущей жизни надо каждый день, каждый час, каждую минуту. Дурное помыслил – плохо сам себе сделал. Помог ближнему, милостыню подал – хорошо. Как говорится, всё зачтётся тебе. Любой пустяк…

Серёжка серьёзно задумался и после довольно продолжительного молчания спросил:

– Каждую минуту помнить, что за всё отвечать придётся? Неужели ты можешь с этим жить?.. Постоянно.

Алексей Иванович улыбнулся:

– Конечно же, нет. Чаще всего мы о своём предназначении забываем, но дело не в том, чтобы быть образцово послушным. Безгрешных людей вообще в природе нет. Все мы грешим. Только одни сознают это и стараются больше ошибок не повторять, сокрушаются о содеянном, а другие – нет. Те, кто стыдятся, угодны Господу, а безсовестных он отвергает. Надо только время от времени спрашивать себя, так ли я живу или непотребство какое совершил? А совесть, она тебе сама подскажет верный ответ.

Серёжка тяжко вздохнул:

– Вот все говорят: "чистая совесть", а что это такое, скажи.

– Стыд… Один человек очень хорошо сказал: "Совесть – это стыд, обращённый внутрь самого себя". Лучше не придумаешь!.. Тебе, к примеру, стыдно бывает?.. Хоть изредка?..

– О-о!.. Сколько раз!..

– Значит, не всё для тебя потеряно… Значит, совесть твоя не умерла, а это уже маленький шаг к спасению.

Резко зазвонил телефон. Отец и сын вздрогнули, переглянулись. Серёжа снял трубку:

– Я вас слушаю… Да, это я… Да… Так я вам его сейчас дам, он тут рядом со мной сидит. Отец, тебя…

В трубке звучал взволнованный голос Лили.

– Лёша, что случилось?.. Вчера весь вечер не могла до вас дозвониться, сегодня с утра опять стала названивать – то же самое. Куда вы пропали?..

– У нас, Лиля, несчастье… Наташа попала в аварию…

– Не может быть!.. Умерла?..

– Да, погибла… Прости. Я совсем забыл, что просил тебя позвонить Серёже, поэтому не сообщил… Не сердись…

– Лёшка!.. О чём ты говоришь?!.. – Богомолов услышал, как на том конце провода она всхлипнула. – Мальчики, дорогие мои, чем я могу помочь?

– Я не знаю… Мы вроде бы всё сделали… Впрочем, надо ведь поминки организовать…

– Без проблем. Когда похороны?

– Послезавтра.

– Значит, время у нас есть. Я сейчас же могу к вам подъехать…

Алексей Иванович взглянул на часы.

– Половина пятого. Нам с Серёжей в храм обязательно надо.

– А в какой вы собираетесь?

– Думаю, в Сокольники. От нашего дома на метро по прямой.

– Вот давайте в храме и встретимся. Я там самое большее… через час буду.

– Значит, до встречи… Спасибо тебе…

Но последних слов она, по всей вероятности, уже не услышала: в трубке раздались частые гудки.

– Кто это?

– Моя однокурсница, Лиля… Мы с ней сорок с лишним лет не виделись, а вчера совершенно случайно встретились. Это ведь она нас с тобой в театр пригласила. Ну, что?.. Собирайся, Серёжа, поехали в Сокольники.

Служба ещё не началась, и народу в храме было совсем немного. За свечным ящиком сидела грузная пожилая женщина в чёрном платке с неприветливым, мрачным выражением на совершенно круглом лице.

– Здравствуйте, – обратился к ней Богомолов. – Мне очень нужно Доната повидать. Не скажете, как его найти?

– Будь здоров, мил человек, – и приветливая радостная улыбка осветила её угрюмое лицо. – Маша! – позвала она молодую монашку, которая чистой белой тряпицей протирала икону Иверской Божьей Матери. – Позови Доната, тут его товарищ спрашивает.

Слово "товарищ" в её устах и в храмовой обстановке прозвучало как-то странно и неуютно, но что поделать, если мы успели позабыть такое чудесное исконно русское обращение к незнакомому человеку, как "сударь". Выбили его из нас за сорок лет советской власти, и стали мы все без разбору "товарищами".

Монашка молча кивнула и направилась к алтарю.

– Сейчас явится. А вы на лавочке пока посидите. Видать, облачается.

Ждать Доната пришлось недолго, минут через пять он появился уже в облачении. Правда, росту он был небольшого, если не сказать маленького, и стихарь был ему заметно велик.

– Кто тут меня спрашивал? – и голосок у него оказался под стать росту, тоненький.

– Простите за безпокойство, – Богомолов поднялся со скамьи, – я товарищ Ивана Найдёнова. – И представился: – Алексей… А это сын мой… Серёжа… То есть Сергий.

– Очень рад знакомству, – закивал головой Донат. – Ну, а как меня звать-величать, вы, я думаю, знаете… Чем могу быть полезен?..