Пётр и Павел. 1957 год

– Тут ко мне вчера молодёжь приезжала, пятеро студентов из МГУ. Философию изучают. Бойкие такие, начитанные, а главное – очень уж уверенные… И всё-то они знают, и никаких сомнений в своей правоте не испытывают… Всё пытались мне доказать, что никакого Страшного Суда нет и конца света тоже, и ада, и рая заодно. Дескать придумали всё это тёмные предки наши, поскольку в университетах не упились и образования не имели. И на каждую свою душепагубную теорию у них местечко из Святого Писания приготовлено: целыми страницами наизусть шпарят. Эх, это бы их рвение да на учёбу направить, а не на учительство!.. Мне даже завидно стало. Я-то всю свою жизнь перед Богом, как осиновый листок дрожала, Страшного судилища боялась: не так живу, думала. А эти ребятишки страха не имут. Что им ответить?.. Как слепые глаза настежь раскрыть?.. Думала, думала и придумала: "А вы когда-нибудь беса видели?" – спрашиваю. Они обиделись даже: "Мы с вами, бабушка, всерьёз, а вы с нами, шуточками. Все эти сказки про чертей и бесов хороши, чтобы несмышлёных младенцев пугать." "А вы назад оглянитесь, увидите. Вона, за вашими спинами сидит и подзуживает вас, и подзуживает…" Студенты обернулись, а там на комоде кот мой Мурзик как зашипит на них!.. А следом на кроватку мою в ноги сиганул и клубочком свернулся. Посмеялись студентики малость, однако бодрости у них, смотрю, поубавилось… "Вы зачем ко мне пришли? – спрашиваю. – Чтобы я вашим глупостям поверила?.. Ну, нет! – говорю. – Тут я вам не помощница, потому как верую и от веры своей отрекаться не собираюсь. А про беса я вам не шутки ради сказала. Мне не верите, перечитайте Игнатия Брянчанинова. Тоже учёный человек был, не глупее вас". И примолкли мои студентики. Думали с тёмной необразованной бабулькой дело имеют, а она, глядите, Брянчанинова вспомнила. Вот и нечего им ответить-то. Имя это для каждого православного человека дорогое, они, может быть, и слыхали, только читать-то так и не довелось. Да и зачем?.. О вере вроде бы легко говорить – как проверить, где правда? Ты одно видишь, я – другое. Только студентики эти глазами близорукими смотрят, а надо бы сердцем… Душою… Истина, на бумаге изреченная, – ложь, потому как только в вере может она человеку открыться… Да и то не всякому… Вот этого они-то и боятся больше всего на свете: неучами да профанами прослыть. Потому как истинное знание – Бог!

Феврония замолчала и прикрыла глаза. С минуту она лежала неподвижно: казалось, заснула. Гостям стало неловко, они переглянулись – что делать? Неужели на этом их встреча со старицей закончилась?.. Кое-кто даже уходить собрался… Но тут она тихо проговорила, не открывая глаз:

– Выйдите все… На крылечке подождите… А мне… с тобой поговорить надо, – и прямо, не мигая посмотрела на Зинаиду, отчего та вздрогнула и напряглась вся. Остальные послушно встали и чуть не на цыпочках вышли из горницы.

– Тебя как зовут, бедная моя?..

– Зинаида, – дрожащим голосом ответила та. Неведомо отчего, но в глазах её стояли слёзы.

– Что ж ты так долго не ехала?.. – спросила ласково, нежно.

– Я же про вас только совсем недавно услышала!.. – Зинаида пыталась сдержать рвущиеся наружу рыдания. – Мне Наталья случайно всё о вас рассказала… Это, чтобы вы знали, портниха моя… – и вдруг не выдержала и разревелась. В голос, не пытаясь сдержать себя.

– Вот и ладно… Вот и ладно… – Феврония коротко перекрестила свою гостью. – Ты не бойся, поплачь… Поплачь… Облегчи душеньку-то свою. Знаю, каково на себе этакий груз таскать… Небось, не с кем поплакаться?..

– Не с кем, матушка, – горестно созналась Зинаида. – А как вы про мой великий грех узнали?..

– Ты сама мне его открыла в мыслях своих. Вот мне и передалось, – объяснила старица. – Ты не бойся, всё мне поведай. Избавь себя от муки сердечной.

И, не отдавая себе отчёта в том, что говорит она с совершенно незнакомым, чужим ей человеком, Зинаида выложила перед старицей всё, что накопилось у неё на душе в эти долгие девятнадцать лет.

Вслед за последними её словами в горнице воцарилась тишина. Матушка долго молчала, чуть раскачиваясь из стороны в сторону. Зинаиде показалось, прошла целая вечность.

– Одно в твоих обстояниях немедленно поправить надо: крести сына, – неожиданно строго, даже резко, проговорила Феврония. – Как от меня вернёшься, на другой же день крести. Иначе ничем помочь тебе не смогу. Молитва моя к Господу дороги не найдёт. А как крест на него наденешь, сразу облегчение получишь… Поняла меня?..

– Поняла, – послушно согласилась Зинаида.

– Стёпа! – позвала старица, и голос её оказался вдруг сильным, молодым. Дверь в горницу приоткрылась, и на пороге показалась молодая женщина, почти девочка, всё в том же белом, как у всех, платочке на голове и с бездонно-голубыми глазами.

– Что вам, матушка? – спросила, не входя в комнату. Видно знала, всё одно придётся просьбу старицы выполнять.

– Принеси водицы бутылочку и маслица, что в квадратном флакончике, – распорядилась старушка.

– Слушаю, матушка, – ответила девушка и тихо прикрыла за собой дверь.