Пётр и Павел. 1957 год

В конце февраля тайком от родных ездила она к знаменитой отшельнице. Свекрови и Петру сказала, будто едет в Москву на консультацию к профессору по поводу своей женской болезни, а сама отправилась под Клин, в глухую деревню на Волге, где жила старица. Узнала она о её существовании случайно от портнихи Натальи, услугами которой время от времени пользовалась. Наталья, нестарая ещё женщина, потерявшая мужа в самом конце войны, его убили девятого мая в Праге, искренне сочувствовала горю Зинаиды. На своём горьком опыте знала, каково это – за сыном-инвалидом ходить. У самой-то было трое сыновей: один, краше другого – и статью, и лицом все трое в красавца-отца пошли. Вот только со старшим беда случилась: в армии, во время учений, разорвалась у него в руках граната, и остался двадцатилетний парень без обеих рук. Осколками всё тело изрешетило, но – чудо! – выжил! Как хирург, что его оперировал, ей потом сказал: "Ваш сын в рубашке родился!.. Ни одного серьёзного ранения, одни царапины только". Это Господь его спас!.. Без сомнения… И стала Наталья после этой трагедии глубоко верующим человеком.

Каждый к Богу своей дорогой приходит. Один с молоком матери веру в Него впитывает, а для другого должно случиться что-то необычайное, чаще всего беда какая, чтобы ощутил он: без Господа ничего не может смертный на этой земле.

– Феврония чудеса творит! – убеждала портниха свою клиентку. – И хотя лечит всего лишь святой водой и лампадным маслицем, многие, даже безнадёжные, из её кельи здоровее прежнего выходят. Я три раза была у неё. Руки Олежке она, само собой, приделать не может, но душу спасла: к жизни нормальной и меня, и сыночка моего вернула. А то ведь, честное слово, жить совсем не хотелось. Руки думала на себя наложить. Поезжай, убедишься. Только не смотри, что она сама калека, с постели не встаёт. Духом она нам с тобой сто очков вперёд дать может!..

И Наталья поведала ей горестную историю жизни знаменитой старицы.

В самом раннем младенчестве, ей и шести ещё не было, мать Февронии в родах померла, и на девчоночку такая тоска напала, что целыми днями скулила она тихонечко, к щеке матушкин платок прижимая. И отчим тоже никак успокоиться не мог: каждый день до полного безчувствия поминал свою благоверную. И вот как-то выпивал он с собутыльниками и надоело мужику, что девчонка в плаче заходится не переставая. Вот он по злобе хмельной и выкинул её в сарай. Да так ловко у него это получилось. Девчонка ударилась спиной о поленицу дров, что у задней стены сложены были, тяжёлые поленья посыпались на неё сверху, и… плач прекратился. Совершив этакое непотребство, отчим, довольный, вернулся в избу к заждавшимся собутыльникам…

А что же Февроньюшка?.. Неведомо как, но выкарабкалась дечонка из-под дровяного завала и в этом самом сарае без одежонки тёплой, без еды человеческой от зимы до зимы, почти целый год прожила. Питалась вместе с поросятами из корыта, а воду дождевую в консервную банку собирала. И всё бы ладно, вот только ножки ей дубовые поленья в трёх местах перебили, и стала она на всю жизнь калекой: от удара на спинке её горбик небольшой вырос, а поломанные косточки без врачебного ухода срослись не так, как должно, и потому ходить Фероньюшка совсем не могла. Так… еле-еле с одной ножки на другую преваливалась.

А, как сильные холода настали, Февроньюшка из сараюшки к воротам монастыря, а это километра два будет, если не более, на изувеченных ножках своих доковыляла. "Не в грязном хлеву со свиньями в обнимку, а рядышком с Господом помереть уж больно хотелось", – так сама говорила. Но не дали сёстры таковому злодейству свершиться. Накормили несчастную, отогрели и при монастыре жить оставили. Вот было счастье для калеки несчастной!.. В тепле, а главное, в любви жить она стала. Но не вечно этакое счастье продолжаться может: пришли большевики, монастырь закрыли, всех монашек и Февроньюшку заодно с ними за монастырские ворота выгнали. И разбрелись сестры в разные стороны, куда глаза глядят. Но четыре монахини: Татьяна, Мария, Евдокия и Фёкла – дружка от дружки отрываться не захотели и основали в Устье, так деревня называлась, куда они от озверевших болыцевиков сбежали, тайный скит. И Февронию с собой прихватили. В аккурат перед их приходом умерла в селе одинокая девяностолетняя старушка Агния, и дом её стылым стоял. Вот и поселились в нём сёстры. Собрали иконы, какие смогли достать, жить стали по монастырскому уставу в благочестии и чистоте. Слух о том, что в Устье появились угодившие Господу монахини, сначала по уезду, затем по всей губернии и того дальше разнёсся, и потянулись к ним из разных уголков земли Русской люди, лишённые веры и церковного уюта. К тому же у Февронии дар врачевательства открылся, многих недужных она от лютой хвори спасла, и стал потайной скит знаменитым!.. А со временем и церковная власть вынуждена была их признать: благословила.

Теперь сестры, все четыре, уже лет семь как померли одна за другой, осталась в скиту одна Феврония. Но послушание по сию пору несёт и простым смертным в беде помогает.