Пётр и Павел. 1957 год

– Поезжай… – заключила свой рассказ Наталья. – Хуже не будет.

Зинаида никогда не была верующим человеком, но тут вдруг послушалась, наврала всем про профессора и поехала. Сначала в Москву, потом на электричке до Клина, а оттуда уже на попутке в Устье, и как по дороге выяснилось, не одна она к старице направлялась. Пожилой мужчина и три женщины разного возраста стали ей попутчиками. С грехом пополам добрались они до деревни, а тут их, оказывается, ждали уже. Идут они по улице, навстречу – женщина в белом платке, улыбается приветливо так, радостно и ещё издали спрашивает.

– Вы к нашей матушке?

Удивились приезжие.

– К ней… А вы, как узнали?

– Секрет, – отвечает та, а сама смеётся. – К кому же, как не к матушке, столько городских сразу понаехало?.. У нас в деревне что ни день, то гости, и все к нашей Февроньюшке за помощью спешат. Пойдёмте, я вас провожу.

Дом, в котором помещалась келья знаменитой старицы, оказался обыкновенной деревенской избой. На лавочке у палисадника сидели женщины, все в белых платочках, и смотрели на гостей приветливо, даже ласково. Зинаида, ожидавшая встретить здесь чёрные платки и строгие каменные лица, смутилось. Как же так?.. В её представлении всё, что связано с монастырём, должно быть суровым, аскетичным и обязательно чёрным. А вышло-то совсем наоборот.

– Здравствуйте!..

– С приездом!..

– Доброго вам здоровья!..

Женщины, улыбаясь, протягивали им свои натруженные ладони, но рук не пожимали, а лишь деликатно касались ухоженных городских ладошек.

– Есть кто у матушки? – спросила провожатая.

– Одни они… Одни, – первой кинулась отвечать маленькая бойкая молодуха. – Гостей, вас то есть, с самого утра поджидают.

Приезжие удивились, откуда кто-то мог знать об их приезде, но вида не подали и ни слова не сказали. Через тёмные тесные сени вошли в большую просторную горницу, а там…

На чисто белённых стенах висело великое множество икон, больших и маленьких, и перед каждой теплилась зажжённая лампадка. Маленькие огоньки мерцали трепетным светом, отчего в комнате было как-то удивительно празднично, радостно.

В углу, под иконой Казанской Божьей Матери, на узкой железной кровати вся в белом, сложив поверх белоснежной простыни сморщенные ручонки, лежала крохотная, высохшая старушка. Право слово, живые мощи. Вернее, даже не лежала, а полусидела в больших пуховых подушках и смотрела на вошедших. Прозрачные глаза её светились лаской, согревали, притягивали…

– Что же это вы припозднились так? – спросила, не укоряя вовсе, а сочувствуя. – Я вас совсем заждалась…

Гости стали оправдываться: мол, электричка из Москвы поздно пришла, и ближайший автобус в Устье идёт только вечером, а попутку никак поймать не удавалось.

– Это ничего, ничего, – стала гостей успокаивать. – Вы не тревожьтесь так, а лучше на лавочку садитесь. Вон на ту… Напротив, чтобы я вас всех видеть могла, а вы – меня.

"Какая удивительная старушка… – подумала про себя Зинаида. – И в чём только душа держится?.."

– Вы не думайте, что я такая уж убогая, – как бы отвечая на её мысли, тихо проговорила старица. – Здоровье не в теле, а в душе человеческой заключается. На иного посмотришь, бугай бугаём, а душенька-то прогнила вся насквозь. Ржой, тленьем покрылась, того и гляди, пропадёт человек… Навеки погибнет…

Зинаида в очередной раз поразилась.

" С этой бабулькой надо быть осторожной", – решила про себя.