Пётр и Павел. 1957 год

Мальчишка кинулся к ней в объятья, стал часто-часто целовать её зардевшиеся щёки и при этом тараторить не переставая:

– Капочка, ты одна!.. Одна ты меня понимаешь!.. Ты такая добрая!.. Спасибо тебе!.. Капочка!.. Как я тебя люблю!.. Родная!.. Капочка!..

Капитолина смутилась, покраснела до корней волос.

– И я тебя люблю, дурачок ты мой!.. Ну, пойдём… Пойдём ко мне, а то мы бабушке и её братику мешаем… Они давно не виделись, им поговорить надо…

И она увела Матвея из гостиной.

– Ну… Что застыл, как памятник? – увидев удивление Алексея, спросила сестра. – Не ожидал?..

– Матвей, он что?.. Сын Павла?.. – Богомолов, и в самом деле был потрясён.

– Ну, надо же!.. Угадал… – съязвила Валентина Ивановна.

– Но как?!.. Когда?!.. – он никак не мог придти в себя. – Почему ничего не писала мне?..

– А зачем, Алёша?.. Мы с тобой за все эти годы, что врозь прожили, чужими друг для друга стали. В твоей жизни ничего не изменилось бы, узнай ты, что Зинаида с сыном в моём доме живёт. Признайся, судьбой Павла и его семьи ты не очень-то озабочен был?.. И я не осуждаю отнюдь… У каждого своих проблем хватает. Потому и не хотелось обременять тебя нашими несчастьями. Помочь ты всё равно бы не смог. А просто так жаловаться кому-то, в чужую жилетку плакаться, я не привыкла. Ты меня знаешь… Ведь так?..

Алексею Ивановичу было не по себе. Он сознавал – сестра права. И спорить с ней, делать вид, будто он всегда принимал близко к сердцу всё, что случалось в их когда-то большой и дружной семье, он, не то чтобы не хотел, не мог. И права Валентина… Тысячу раз права – зачем?!.. Но поразило его не столько то обстоятельство, что семья Павла нашла приют в доме свекрови, которая, и это он знал точно, прокляла своего сбежавшего сына, а то, что внучатый племянник оказался таким… Богомолов и прежде с трудом переносил ребячьи слёзы, а теперь, когда у него у самого появился сын, видеть страдания ребёнка, тем более больного, стало для него и вовсе невыносимо… А то, что Матюша серьёзно и неизлечимо болен психически, было видно сразу… невооружённым глазом.

– Он с самого рождения… такой? – осторожно спросил он после долгого молчания.

– Да, – просто и коротко ответила Валентина. – Видел бы ты его лет, эдак, восемь… девять назад!.. Почти ни одного слова не говорил внятно, разборчиво… Всё больше мычал или жестами объяснялся… Это сейчас он на нормального человека стал походить… А всё Зинаида!.. Я бы ей звание "Матери-героини" дала. Уж так трясётся над чадом своим!.. Так трясётся!.. Разыскала бабку-ворожею, та ей травок надавала, сама раза три к нам приезжала, по нескольку дней жила, заговоры над Матвеем читала… Никто эти чудачества Зинаиды всерьёз не принимал. Бывало, и посмеивались над ней… А вот гляди: выправился парень… Некоторые даже не замечают в нём никакого изъяна… Но иногда находит на него… Словно туча накрывает… Вот, как сейчас… Сам видел, – она помолчала немного, потом как-то вскользь, ненароком прибавила. – Он ведь у нас в тюрьме родился…

– Как в тюрьме?!.. – поразился Алексей.

– А ты не знал…

– Нет… Не знал, – Богомолов отрицательно покачал головой.

И тогда Валентина рассказала ему трагическую историю появления на свет Матвея Троицкого.

После того, как Николаша Москалёв выставил Зиночку на улицу, она поняла, не выдержит долго этих чудовищных, изматывающих всё её существо попыток спрятаться от наших доблестных «органов» под землёй, в московском метрополитене. И, облегчённо вздохнув, поехала… домой. На Чистые пруды. Будь, что будет!.. И если ей суждено попасть за решётку, то это вовсе не так уж плохо… Да, да!.. По крайней мере, всё определится, всё встанет на свои места, и исчезнет мучительное ожидание неминуемого ареста.

Каково же было её удивление, когда, придя домой, она обнаружила, что в квартире под номером сорок восемь, откуда она сбежала в ужасе перед людьми в малиновых околышках, всё в полном порядке, и никто не ждёт её, чтобы арестовать и тем более везти в тюрьму. Поначалу Зиночка решила, что это недоразумение и если не сегодня, то завтра за ней обязательно придут. Однако… Время шло, но никто не приходил… Казалось, на Лубянке напрочь забыли о её существовании. Она места себе не находила. Не зная, что с мужем и где он, мучилась в безплодных догадках, доводила себя до истерик, и временами ей казалось, ещё немного и она сойдёт с ума. В невыносимых мучения прошло почти пол года, и, когда в конце апреля глубокой ночью за ней пришли, предъявив ордер на обыск, она даже обрадовалась. Наконец-то!.. И поехала на Лубянку почти счастливая…

После очной ставки с Павлом Зиночку затолкали в "автозак" и куда-то повезли. Вместе с ней в наглухо закупоренном кузове ехали ещё три женщины, но она боялась с ними заговорить, а её спутницы не выказывали ни малейшего желания общаться. Уже позже, когда за ней железно звякнул ключ в замке и массивная дверь с визжащим скрипом закрылась, Зиночка узнала, что это страшное место, куда её привезли, называется Бутырка.