Пётр Первый - проклятый император

И при этом «завороте мозгов», растянувшемся на несколько поколений, дворяне, если не считать купленных рабов или женщин в гаремах мусульман, оказались самыми бесправными людьми во всей Российской империи. По крайней мере, самым бесправным сословием.

При Петре и сразу после него не стало никаких гарантий личной безопасности решительно никому.

Легко заполнить много страниц описаниями самых диких насилий, беззаконий и нарушений прав собственности, неприкосновенности личности и прочих элементарных человеческих прав.

В 1724 году, в очередной раз почувствовав недомогание, Пётр решил, что сифилис «подарила» ему последняя любовница, жена его офицера, Прасковья… И велел мужу выпороть «негодную Фроську» за то, что одарила гадкой болезнью царя–батюшку.

В обществе, где придворная дама может быть в любой момент грубо ощупана, пардон, в любом месте, принуждена к сожительству или выпорота батогами (а приведут приговор в исполнение солдаты у дворцового крыльца), нет и не может быть гарантий личной безопасности в принципе ни одному человеку.

Глава 4

ИЗ СТОРОНЫ В СТОРОНУ

— Одной ногой мы стоим в прошлом, второй ногой — в коммунизме!

— И долго нам так враскоряку стоять?!

Анекдот 1960–х годов

ТУПИК

28 января 1725 года умер царь, которого и в Российской империи, и в СССР полагалось считать великим государственным деятелем, великим реформатором, великим полководцем, великим создателем новой, великой России. И не успел остыть его труп, как новоиспеченное государство, провозглашенная только в 1721 году Российская империя оказывается в совершеннейшем тупике. Может быть, самое яркое этому подтверждение — это династический тупик. Совершенно непонятно, кого возводить на престол после смерти «великого реформатора»!

По указу Петра «О престолонаследии» от 5 февраля 1722 года, император Российской империи сам должен был назначать себе наследника и преемника. Вроде бы перед смертью Пётр I пытался воспользоваться этим правом. ещё и сегодня можно видеть грифельную доску, на которой рука первого российского императора начертала «Отдайте все…» и косой росчерк сверху вниз — Пётр не удержал в руках куска грифеля, не смог начертать имени своего преемника.

По мнению Н.И. Костомарова (вообще–то всегда очень точного и объективного в своих оценках), в лице Петра I умирал монарх, который

«как историческая личность представлял собой своеобразное явление не только в русской истории, но и в истории человечества».

(Костомаров Н.М. Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей. М., 1992. С. 780)

«В страшных страданиях физических, с полным признанием человеческой слабости, с требованием подкрепления свыше, подкрепления религиозного, умер величайший из исторических деятелей»,

— вторит ему С.М. Соловьёв (Соловьев С.М.

История России с древнейших времен. Книга IX. М., 1963. С. 541).

Почти современный писатель Н. Дубов тоже высказывается о смерти Петра как о высокой трагедии:

«Рухнул великан, и рука, которая, играючи, махала топором, кузнечной кувалдой, держала корабельный штурвал, ворочала пушки, не удержала грифеля. «Отдайте всё…» — последней натугой нацарапала она и упустила грифель».

(Дубов Н.Н. Колесо фортуны. М., 1981. С. 134)

Таков обычный стиль высказываний, звучащих уже третье столетие. Стало своего рода интеллектуальной традицией угадывать — а кого мог бы назвать Пётр, чье имя он хотел вписать, да не успел?!

Н.М. Костомаров думает даже, что Пётр мог бы воспитать внука Петра Алексеевича как сына и таким образом выйти из династического тупика. Для того, мол, и нужен был Указ о престолонаследии — чтобы при «назначении» наследника можно было «прыгнуть» через целое поколение в династии.

Диссонансом в этом хоре звучит высказывание не историка, не философа, а писателя, А.А. Бушкова: