Услыша о том, бояре Кирил Полуектович и сын его Иван Кирилович Нарышкины и господин Матвеев у её величества государыни царицы слёзно просили, чтобы тотчас объявить вышеименованного царевича государя, который нерушимо был всегда в прежнем состоянии своём. Что было того ж часа и учинено в самой скорости. Тогда ж по всему тому царскому дому от Красного крыльца шумы и крики их стрелецкие услышаны были, со многолюдными и великими голосами и с наглыми невежествами и бесчинствами, в неистовых самых спросах, чтоб «показали его, царевича Иоанна Алексеевича».
И того ради прихода стрельцов, тотчас призвали патриарха, и всех бояр собрали, и наречённого государя царя Петра Алексеевича и царевича Иоанна Алексеевича вывели на Красное крыльцо для показания стрельцам. При том были царица Наталья Кирилловна, мать царя Петра Алексеевича, и царевна Софья Алексеевна, сестра их, также Иоаким патриарх и все бояре, между которыми Артамон Сергеевич Матвеев, которой из ссылки привезён токмо пред тремя днями и вступил в правление, которому с приезду начали двор все делать.
И вземше же великих государей, поидоша на Красное крыльцо: государыня царица с сыном своим царём Петром Алексеевичем, и царевич Иоанн Алексеевич, и святейший патриарх, и все бояре, и многие Государева двора чиновные люди. Пришедше же на Красное крыльцо, поставиша их на стене пред народом, объявляюше всем сице: «Се государь царь Пётр Алексеевич! Се государь царевич Иоанн Алексеевич! – Благодатию Божиею здравствуют, и изменников в их государском дому никого нет!».
Стрльцы же кричали: «Будь, Иван Алексеевич, нашим Царём, а изменники должны все умереть!». Они потребовали потом, чтобы вновь избранный Царь передал немедленно правление своему старшему брату. Потом стрельцы все вместе кричали: «Выдайте нам изменников, и прежде всего Нарышкиных, чтоб искоренить этот род; Царица Наталья Кирилловна пусть идёт в монастырь, а мы Царя нашего Ивана Алексеевича и Царевича Петра Алексеевича будем своею кровью защищать и оборонять».
Вышел на крыльцо малолетный царь Пётр с матерью царицею, вышел царевич Иван, из-за котораго и дело начиналось, будто он задушен Нарышкиными; вышел святейший патриарх. Но не здесь находилась точка тяготения стрельцов; не эти лица могли понятно говорить с ними; не к ним стрельцы и пришли хвалиться своею службою. Там, внутри царских хором, находилась другая, невидимая власть, призвавшая их на собственную защиту и действовавшая на них, как бы электрическим током. Перед тою властью они пришли заявить свою службу и заявили её чудовищным кроворазлитием. Имя той власти было – царевна. Как ещё недавно велико было слово царь, так теперь в той же мере стало великим слово царевна. Оно теперь повелевало царством, спасало и губило людей. Одним этим именем был спасён, наприм., как чужой совсем человек, Датский резидент в то самое время, в которое гибли на копьях сторонники Нарышкиных. «Не трогайте. Это посланник. Он говорил с царевною», – кричали безпрестанно провожавшие его стрельцы своим товарищами, и тем вывели его из беды.
И когда стрельцы увидели царевича Иоанна Алексеевича, почали говорить, что не он, и подставлена иная персона.
И хотя у того крыльца деревянная решётка в дверях заперта была, однако ж те злочестивые изменники, ниже Бога знающие христиане, отпадшие своего нижайшего подданства и послушания, поставя лестницы, дерзали говорить с самыми их особами царскими с великою невежливостью своею смелою и, как львы рыкая, нагло спрашивали его, царевича самого, что «он ли есть прямой царевич Иоанн Алексеевич? Кто его из бояр изменников изводит?». На что он им ответствовал сущую истину: что «он ни от кого никакой себе злобы не имел, и никто его не изводит, и жаловаться ни на кого не может».
На что царевна София Алексеевна начала их [стрельцов] уговаривать, чтоб заподлинно верили, что справедливо [это] царевич Иоанн Алексеевич брат их.
Потом стрельцы потребовали прочих изменников, которых имена были записаны в списке числом 40. Нарышкины и Матвеев значились первые.