Мятежников, после упорного запирательства, повели к пыткам, которыя были неслыханно жестоки. После жесточайшего сечения кнутом, их жгли на огне, после огня опять секли, а после ударов снова подвергали огню. Так в Москве сменяются одни другими истязания на пытке. Царь так сделался недоверчив к своим боярам, что не верил в их добросовестность и опасался поручить им даже малейшее участие в допросе; сам составляет допросные пункты, сам допрашивает преступников, запирающихся доводит до сознавая, а тех, которые упорно молчат, приказывает подвергать жестокой пытке; для этой цели в Преображенском, где производится строжайший розыск, ежедневно разводимо было до тридцати костров и более.
Тогда же, по именному указу государя, устроены по дороге заставы, разставлены офицерские караулы. Без подорожных, высочайше утверждённых, никто не мог ни приехать в Москву, ни выехать из нея.
Около Кремля вновь втащили двух живых человек на колеса, изломав им предварительно руки и ноги; несчастные весь вечер и всю ночь изнемогали в невыносимых терзаниях под бременем бедственнейшей жизни и от ужасной боли издавали жалостнейшие вопли. Один из сих, младший годами, вынеся продолжительнейшие муки, полусутками пережил своего товарища. Между тем царь, роскошно обедая у боярина Льва Кирилловича Нарышкина, в кругу всех представителей иностранных держав и своих министров, долго отказывал им удовлетворить их убедительнейшим просьбам о пощаде несчастного от дальнейших мучений. Наконец, утомленный настойчивостью просителей, царь приказал всем известному Гавриле прекратить мучения живого еще преступника, застрелив его из ружья.
Главные лица, замешанные во всём этом деле, кроме царевича и не раз упомянутого уже Кикина, были: бывшая царица Евдокия, или Авдотья, урождённая Лопухина, её духовник, сводная сестра его величества Мария Алексеевна, царевич Сибирский, боярин Степан Глебов, архиепископ Ростовский Досифей и казначей Суздальского монастыря.
Подозрительность государя дошла до невероятной степени: он усомнился было в преданности перваго своего любимца Меншикова; с трудом разсеял фаворит это подозрение.
Сто пятьдесят мятежников проведены к Яузе. Говорят, что царь отрубил мечом головы восьмидесяти четырем мятежникам, причем боярин Плещеев приподнимал их за волосы, чтобы удар был вернее. Три меча были приготовлены для этого употребления. Один из них, когда царь им замахнулся, разлетелся вдребезги, и удар не последовал. Казаки, участвовавшие в этом мятеже, были четвертованы и после того посажены на позорный кол, для того, чтобы все знали, какая казнь ожидает впредь тех, которые, побуждаемые беспокойным духом, решатся на подобное дерзкое преступление. Пяти другим, имевшим более коварные замыслы, отрублены сперва руки и ноги, а потом и головы.
«Степану Глебову, за сочинённыя у него письма к возмущенно на его царское величество народа, и умыслы на его здравие, и на поношение его царскаго величества имени и ея величества государыни царицы Екатерины Алексеевны, учинить жестокую смертную казнь; а что он о письмах с розыску не винился, что он их к тому писал, а говорил, яко бы писаны о жене его, а иныя и об отце, и о брате и о сыне; переменяя речь, и то видно, что он чинит то, скрывая тех, с кем он умышлял, и, прикрывая своё воровство, хотя отбыть смертныя казни; но те его письма о том воровстве явно показуют, да и он от них и сам не отпирался, что те письма писал цыфирью он, Степан; да и потому он смертныя казни достоин, что с бывшею царицею, старицею Еленою, жил блудно, в чём они сами винились имянно; а движимое и недвижимое имение всё взять на Государя».
Твердость этого Глебова во время мучений была невероятной, так что я сомневаюсь в том, чтобы в древней или новой истории можно было бы найти пример, похожий на этот.