В последний раз писал царевич к Евфросинье из Твери 22 января 1718 года: «Друг мой сердешный, Афросиньюшка, здравствуй, матушка моя, на множество лет! Писал я к тебе из Риги, что Пётр Андреевич поехал наперёд к Москве, куда и я за ним поехал, и, быв на Москве, встретил меня здесь. И, слава Богу, всё хорошо, и чаю меня от всего уволят, что нам жить с тобою, будет Бог изволит, в деревне и ни до чего нам дела не будет. А как приеду, всё подлинно отпишу. Пожалуй, друг мой, не верь, будет какия будут о моём приезде ведомости, до моего письма, понеже знаешь, что в Немецких ведомостях много неправды. Баб велел к тебе отправить и cиe письмо посылается чрез Алёху. Для Бога не печалься: всё Бог управит. Верный друг твой Алексей.
P.S. Писал я в Питербурх, чтоб отправили к тебе попа с бабами; и когда оные прибудут, то буде можешь, поезжай до Гданска: понеже при тебе поп и бабы будут, то где ни родишь, везде хорошо, и во Гданск пpиехав, будет Бог изволит, роди; что дай Боже благополучно; а буде не можешь, то хотя и в Берлине останься; в твою cиe волю полагаю, что как лучше, так и делай. Письма посылай чрез Ивана Толстова: он будет при тебе всегда».
В тот же день писал из Твери Толстой к Евфросинье: «Государыня моя Афросинья Фёдоровна! Поздравляю вас, мою государыню, благополучным приездом в своё отечество государя царевича: понеже милостию Божиею всё так исправилось, как вы желали. Дай Боже, вашу милость, мою государыню, вскоре нам купно при государе царевиче видеть.
Сердце кровью обливается, читая это предательское письмо, которое писалось, когда в тюрьмах уже растворены были двери.
Не иметь ни до чего дела, быть уволенным от всего – вот в чём заключались главным образом надежды царевича. Послания к архиереям и сенаторам, писанные в Ст.-Эльмо, были последним проявлением слабых следов политической энергии царевича. Он был готов совершенно отказаться от роли претендента, довольствуясь скромной жизнью в кругу семьи, дома, без всяких забот о государственных делах. Трудно понять, каким образом он, зная нрав Петра, мог надеяться на такую будущность, не чуя грозившей ему беды, не взвешивая страшной опасности своего положения.
От Евфросиньи к царевичу сохранились в Государственном архиве четыре письма; слова, писанныя рукою ея, очень нетвёрдо: