Пиранья

Это Лену не очень устраивало, она собиралась выписать адреса потерпевших и кое-какие обстоятельства нападений, а делать это в присутствии Егорова будет, конечно, затруднительно.

«Ничего, я вроде никогда не жаловалась на память, постараюсь запомнить» – уговорила она себя и села за свободный стол – сосед Егорова по кабинету был в отпуске.

Роман шлепнул перед ней довольно объемную папку, и Крошина удивилась:

– А говорили – «висяк» у тебя намечается.

– Так и есть, – кивнул Егоров, – вернее – так и было, пока не появился подозреваемый. Кстати, ты же про Паровозникова знаешь?

– Знаю. Это он у тебя подозреваемый? – Лена знала, что актриса из нее не особенно удачная, потому не старалась как-то скрыть свою осведомленность. – И что же – за сутки ты уже намолотил? – Она взвесила папку на руке.

– Нет, что ты, я его еще и не допрашивал. Это все старые наработки. Я еду в СИЗО только после четырех, так что постарайся побыстрее, мне еще вопросник надо составить.

«Вот же черт… – расстроилась Лена, открывая папку. – Никаких шансов, что он хоть на пять минут из кабинета выйдет, вон как основательно устроился».

Егоров действительно поставил справа от компьютера большую чашку с кофе, слева – пепельницу (с этим в их конторе ничего поделать не могли, следователи продолжали курить в кабинетах, совершенно не боясь штрафов и угроз начальства), удобно устроился в кресле и погрузился в чтение какого-то документа на мониторе.

Лена тоже углубилась в материалы дела, стараясь запомнить как можно больше фамилий и адресов. Экспертизу по ножевым ранениям она тоже просмотрела – просто для очистки совести и для того, чтобы в случае чего ответить на вопросы, если почему-то Егорову придет в голову их задать. Но взгляд вдруг зацепился за снимок похожей по форме краев раны.

«Черт… а ведь это вполне могут быть мои любители огня и острых лезвий, – подумала она, решив пока не говорить о догадке Роману.

– Все, Ромочка, спасибо тебе огромное, это, скорее всего, не мой, – закрывая папку, произнесла она.

– Ну, а я что говорил? – флегматично отозвался коллега.

– Был прав, признаю. Но и Андрей Паровозников не мог бы нанести таких ударов, просто подумай об этом.

– В каком смысле?

– У Андрея рост два метра, а раны на теле потерпевшего – в районе пупка, и рост у него сто семьдесят два, так эксперт пишет. Андрею для этого нужно было присесть. – Она шлепнула папку на стол Егорова и быстро вышла из кабинета, чтобы не наговорить лишнего.

Закрывшись в собственном кабинете, она открыла карту города и принялась наносить на нее адреса потерпевших, но никакой логики в этом не усмотрела – жили все в разных районах, от дома, где снимал квартиру Андрей, находились тоже на разных расстояниях.

«Но ладно, пусть будет» – со вздохом сворачивая окно с картой, подумала Лена, еще не вполне понимая, как именно это может ей пригодиться. А вот дубликат заключения эксперта не помешал бы. Она позвонила Николаеву, и тот, побурчав, что она толкает его на преступление, пообещал прислать требуемый документ к вечеру.

Приехал Левченко, вошел в кабинет с удрученным лицом, сел напротив Лены и вздохнул:

– Все из рук валится, Елена Денисовна.

– Понимаю, Саша, я тоже как пыльным мешком…

– Как вообще такое может быть? Ну кто угодно – только не Андрей Александрович…

– Саша, я-то это знаю. Но вот следователи… сегодня слышала, что дело Андрея вообще ФСБ заберет, интересно, с какой радости, – понизив голос, призналась Крошина. – С чего бы фээсбэ-шникам заниматься банальной уголовкой?

– Когда в деле обвиняемым – оперативник, майор, это уже не такая банальность, Елена Денисовна.

– Все равно странно. Но нам, Саша, надо продолжать работать. Ты ведь понимаешь, что сейчас все дела, по которым Андрей работал, будут рассматривать с утроенной бдительностью? А у нас еще и один из потерпевших – гражданин другой страны. Чем, кстати, порадуешь?

Левченко полез в карман за блокнотом – эту привычку таскать с собой потрепанный блокнот и делать там пометки он перенял как раз у Андрея.

– Значит, все, что мы тут наработали по Паретти, подтвердилось – он действительно страстный русофил, любил театр, природу, классическую литературу. Предпочитал знакомиться с глубинкой, в Москве и Санкт-Петербурге бывал, теперь вот осваивал города помельче. Я проверил нескольких девушек, с которыми он переписывался раньше – те подтверждают, что никаких домогательств с его стороны не было, просто гуляли, посещали театр, если в регионе имелись красивые места – ездили туда. Переписку потом поддерживали. Словом, он какой-то чокнутый совсем.

– Если под юбку не лез – так сразу и чокнутый?

Левченко смутился:

– Да я не об этом… просто странно – можно ведь приехать туристом в индивидуальный тур, взять гида – и все, он расскажет-покажет. А что, к примеру, та же Веткина может рассказать даже о заповеднике?

– Мне кажется, он просто чудаковатый был. Нравилось ему изучать русскую глубинку при помощи простого народа, а не выслушивать заученные казенные фразы из путеводителей, вот и все, – пожала плечами Лена. – Только вот зачем ему это все?