Пираты мексиканского залива

Дону Энрике и дону Диего не терпелось поскорее узнать, что же ответили гонцу в доме Хулии, но они понимали, — если прервать старика, он начнет все рассказывать сызнова, — и запаслись терпением.

— Так вот, — продолжал старик, — господин кликнул Коласа, — а паренек, надо вам сказать, ходит теперь в ливрее, ни дать ни взять алькальд из Севильи, — и говорит ему: «Колас, мигом слетай в дом сеньоры доньи Магдалены», — так зовут мать невесты, и, говорят, она родом оттуда, где шла война против турка, — позабыл, как зовется это место…

— Лепанто, — с яростью подсказал дон Диего.

— Так вот с божьей помощью она оттуда и приехала. «Спроси-ка у сеньоры, — говорит мой господин, — все ли готово и не пора ли мне уже явиться…»

— Ну, Колас спросил, а дальше что? — не утерпел прервать старика дон Энрике.

— А паренек — такой шустрый! Одна нога тут, другая там, и не успели мы оглянуться, как он уже вернулся. По чистой случайности мой господин стоял на этом самом месте в своем лиловом камзоле, и Колас говорит ему: «Так и так, сеньора Магдалена низко кланяется и целует руки вашей милости, а в доме все готово, и ждут только вашу милость, чтобы ехать венчаться»… Что за бесовское наваждение, сеньоры бегом пустились от меня прочь, даже договорить не дали, так слово на языке и застряло…

В самом деле, едва услышав полученный гонцом ответ, друзья переглянулись и, не обращая больше внимания на старика, быстро зашагали по улице.

— Здесь кроется какая-то тайна, я в ней никак не разберусь, — сказал дон Энрике.

— Да и я ничего не понимаю, — откликнулся дон Диего. — Если Хулии этой ночью не было дома, возможно ли, что сегодня поутру, она как ни в чем не бывало, поехала в церковь венчаться?

— Может, не она была похищена этой ночью?

— Конечно, могла произойти ошибка. Но самое ужасное, если как раз в эту минуту совершается венчание, и мы не поспеем вовремя.

— Прибавим же шагу.

И друзья чуть не бегом пустились вперед, к дому Хулии.

Там они ожидали застать шумное оживление, вереницу карет, толпу пажей и слуг, но, к их удивлению, дом оказался запертым, лишь на пороге задней двери стояла женщина, по виду служанка.

— Скажите, — обратился к ней дон Диего, — бракосочетание уже закончилось?

— Не знаю, сеньор, — ответила служанка.

— Не знаете? Разве вы не служите здесь в доме?

— Как же, сеньор, я здешняя, но сеньорита венчается не у себя в доме.

— А где же?

— В доме сеньоры графини, вдовы Торре-Леаль, своей посаженой матери.

— И все уже отправились туда?

— Да, сеньор. Жених поехал в карете вместе с сеньоритой Хулией, сеньорой, ее матерью и отчимом.

— Давно они выехали?

— С полчаса. Если ваши милости поторопятся, они, возможно, еще застанут венчание, а оглашение уже наверняка закончилось.

— Кто знает, может, еще поспеем, — сказал дон Диего и, подавая пример, торопливо зашагал прочь от дома Хулии. Дон Энрике, поникнув головой, последовал за ним. Ему предстояло вновь очутиться под отчим кровом, где он родился, где провел первые годы жизни и достиг юношеского возраста. Горькие воспоминания с небывалой силой нахлынули на него. Перед ним возник образ старого, безутешного отца, которому не привелось перед смертью повидаться с сыном, вспомнились все невзгоды, обрушившиеся на него, бедного изгнанника, и при этом он невольно подумал о доне Диего, виновнике его злосчастий.

Но мысль о благородном поведении дона Диего благодетельным бальзамом успокоила возмущенное сердце дона Энрике. Прибавив шагу, он взял под руку своего доброго друга.

XVII. МАТЬ И ДОЧЬ

Донья Ана поняла, что для нее все потеряно: дон Диего каким-то таинственным образом проведал, что анонимное письмо вице-королю с сообщением о жизни дона Энрике среди пиратов написано ею. К тому же возвращение доньи Марины в Мехико навсегда лишило донью Ану надежды стать женой или хотя бы возлюбленной дона Диего.

Но она отомстит за себя, она погубит и дона Энрике и дона Диего. Во что бы то ни стало, любой ценой.

В ее легкомысленном, непостоянном сердце любовные страсти — бурные и порывистые — сменяли одна другую, подобно тому как набегающие чередой волны меняют очертания песчаного побережья.

Донья Ана размышляла всю ночь напролет, и, прежде чем наступил рассвет следующего дня, она надела свой лучший наряд, накинула длинный плащ, закрыла лицо густой вуалью и отправилась к дону Хусто.

Несмотря на ранний час, жизнь в его доме кипела ключом; все были на ногах. Донья Ана, не колеблясь, с независимым видом прошла мимо слуг, словно она была здесь своим человеком. Никто не посмел остановить ее.

Поднявшись по лестнице, она столкнулась лицом к лицу с доном Хусто, который выходил из покоев.

— Кабальеро, — сказала донья Ана, обращаясь к нему, — мне надо поговорить с вами.

— Дон Хусто в нерешительности молча остановился и готов был уже ответить отказом, как вдруг перед его глазами из-под плаща незнакомки мелькнули нарядное платье, прекрасная холеная рука и маленькие ножки в расшитых золотом башмачках. Пожалуй, решил он, стоит выслушать пришедшую даму.