«Софал» же все ближе подкрадывался к своей добыче. У штурвала стоял солдат свободы, служивший раньше офицером на тористском флоте, но имевший к товарищам-братцам претензии. Наверху не было видно никого, кроме вахтенных, а на нижней палубе сгрудилась команда из сотни людей, ждущих волнующего сигнала «на абордаж». Мы с Хонаном стояли в штурманской рубке. Он должен был взять управление «Софалом» на себя, после того как я возглавлю абордажную команду и дебютирую. Я ломал глаза на непривычным амторианском хронометре. Наконец разобрался. И началось!
Картина маслом. Я впервые в жизни отдаю эту команду. Я впервые в жизни работаю по пиратству профессионально. Я пират! Мы пираты! Хонан передвигает рычаг. Дистанция между «Софалом» и «Совонгом» начинает быстро сокращаться, как сердечная мышца под элетрическим током. Хонан отдает приказ рулевому, после чего мы резко идем на сближение со своей жертвой.
Быстро спустившись по трапу на главную палубу, я дал знак Камлоту, стоявшему в дверях рубки. Корабли почти поравнялись и шли теперь бок о бок. Море было чертовски спокойно, пара морщинок на нем подымала и опускала мягко скользящие корабли. Они уже были так близко друг от друга, что можно было перешагнуть с одной палубы на другую.
— Эй, вы там, на борту! Где ваши глаза?
— Сломаны на вашем хренометре, — отвечаю я правду. Не верят.
— Уходите влево! — окликнул нас вахтенный офицер с борта «Совонга».
Вместо ответа я подбежал к борту и перепрыгнул на чужую палубу. За мной в полном молчании последовала команда из сотни человек и тоже запрыгнула. Никто не издал ни звука, шума тоже было очень мало — лишь топот обутых в сандалии ног и приглушенный лязг оружия.
Вслед за этим на борт «Совонга» полетели абордажные крючья. Все четко знали, как нужно действовать: мы же люди — значит, в душе и есть пираты! Доверив Камлоту командование на главной палубе, я взял десяток человек и ринулся к башне, а Кирон с двадцатью мятежниками побежал на вторую палубу, к офицерским каютам.
Пока вахтенный офицер соображал, что тут вообще происходит, кого куда волокут и чего это такие страшные крючья повсюду летают, я взял его на мушку.
— Не будешь шуметь, останешься жить, — прошептал я. — Будешь — замочим.
— Я не умею плавать… — взмолился он синими со страху губами, очень пра-правильно и быстро ответив на главный в жизни вопрос. Ответил и смолк. Рот обеими ладонями зажал. Присел в кулек к борту, спрятался в тень, как вымер. Вот все бы так понимали целесообразность!
Я хотел захватить побольше пленников до сигнала общей тревоги, чтобы свести кровопролитие к минимуму. Для этого нужно было действовать тихо. Разоружил офицера и передал его одному из своих людей, а сам побежал на поиски капитана, которого нигде не было видно, — может, молился? Еще двое из моего отряда занялись рулевым.
Я застал капитана, зловещего видом, в его каюте с пистолетом в руках. Он не молился. Отнюдь нет. Услышав шум нашей абордажной группы и заподозрив неладное, достал все имевшееся в запасе оружие, разложил его на столе, как хирургический доктор, и, включив в каюте свет, пересчитывал.
Капитан целился в меня, но прежде чем он успел выстрелить, я кинулся на него и выбил оружие из руки. Он отступил, приготовившись отбиваться мечом. Несколько секунд мы простояли друг против друга.
— Сдавайся, — произнес я. — И я тебя пощажу.
— Кто ты? — крикнул он несколько ошарашенно. — Откуда взялся?
— Бывший пленник с «Софала». А сейчас — капитан пиратов. Если не хочешь крови, выйди со мной на палубу и прикажи всем сдаться. Нас интересуют три вещи. Вепайянские пленники, оружие и продовольствие. Такое у нас интересное пиратство.
Он раздумывал. Но тут, как назло, с палубы долетело шипение пистолетных выстрелов. Кто-то уже лютовал там…
— Говоришь, что не собираешься никого убивать! — язвительно бросил он.
— Я не уверен, что это мои. Но в твоей власти прекратить пальбу — выйди и прикажи всем сдаваться, — ответил я.
— Я тебе не верю, — воскликнул он. — Это обман. Все капитаны из бывших пленников — лгуны. Знаю по себе, — криво хмыкнул он и бросился на меня с мечом.
Я почему-то решил все же продолжить дискуссию. Так, как это делает Карсон Нейпир. Требовалось немного помордовать оглашенца, немного его поранить и, когда он будет находиться уже в полубреду и ничем не сумеет ни мне, ни себе навредить, еще раз объяснить свою политическую позицию. Я никогда не хочу хладнокровно пристреливать людей, всем даю шанс высказаться и победить меня остротою ума на базовой гуманитарной платформе. Поэтому я тоже схватил меч и отразил его выпад.
В искусстве владения мечом преимущество было на его стороне, мне еще не удалось привыкнуть к этому оружию. Но я оказался покрепче, и руки у меня были длиннее. О преимуществе длинных рук можно не говорить, оно очевидно, а о преимуществе кое-каких приемов немецкого фехтования, знакомых мне не понаслышке, я б рассказал, только не было двух вещей — времени и того оружия, в котором преимущество, извините, колющее.