Пираты Венеры

Одежда меня ничуть не стесняла, если можно считать одеждой набедренную повязку, это «бикини» амторианцев. Единственной помехой было оружие, но я не собирался бросать его, так как безоружному было не выжить на этой неприветливой земле вообще. Ни пояс, ни пистолет, ни кинжал не доставляли хлопот, ведь они весили немного. Другое дело — меч. Если вам никогда не доводилось плавать по бурному морю с висящим на поясе мечом, то очень рекомендую, попробуйте. Интересное ощущение: вы плывете, а он на вас набрасывается из глубины, чертит какие-то мерзости, царапает кожу, рубить еще не рубит, но здорово мешает движению.

Мощные волны швыряли, крутили и вертели меня без сострадания и жалости, и еще этот палач из воды… мига не проходило — хвать! — как даст по мне: то снизу, то сбоку, то вынырнет, то запутается между ног. А в довершение, когда кислая волна перевернула меня вверх ногами, меч пригрел меня сверху, по голове — спасибо хоть плашмя, не трепанировал.

После нескольких минут борьбы с бушующей стихией я понял, что мгновенная гибель мне не грозит. Пока чудесно удавалось выныривать, и уж кому-кому, а мне не могла пойти такая карта, чтобы я еще в довершение ко всему тут посреди неизвестного моря взял и захлебнулся. Вода оказалась теплой; правда, на вкус отвратительной — пахла не то порохом, не то серой, не то чугунной решеткой, которую вдруг возьмешься лизнуть на морозе.

Насколько мне позволяли судить мои скудные познания об этом мире, оставались две основные опасности, угрожающие моей жизни. Это вероятность нападения свирепого чудища амторианских глубин и яростный штормовой прибой во время выхода на берег.

Но этого было совсем недостаточно, чтобы повергнуть меня в отчаяние. Все твари морские, видимо, спали. Не познакомился ни с одной. А прибой? Ай, бросьте. Какие мне прибои? У меня украли Дуаре. И я, как полный придурок, ее проворонил! Какой, спрашиваю, прибой? Я повидал немало океанских волн, сам не однажды бился о берег, но когда обрушивается ваша жизнь, уверяю вас, никому не придет в голову считать номер волны, катящейся на берег, или измерять формат тяжелых камней, которые она ради вас оторвет от скалистого уступа.

Я медленно плыл к берегу, подгоняемый яростным ветром, который, к счастью, дул в нужном направлении. Мне не хотелось расходовать силы понапрасну, лучше всего было просто держаться на плаву, предоставив волнам возможность поработать за меня, отнести меня к берегу.

Хоть трубач не трубил, все ж начинало светать.

Каждый раз, взлетая на гребне волны, я все яснее видел надвигающийся берег. До него уже оставалось не больше мили, и вид его был неприветлив. Громадные волны бились о скалы, высоко подбрасывая клокочущие пенные фейерверки. Прибой разъяренного моря гремел, как сводный оркестр глухих тромбонистов, устроивших вечер на День всех святых! Эта чудовищная какофония перекрывала сам грохот бури, напоминая, что смерть — очень интересная тетка: сначала подманит к спасительной дверце, дождется, толкнешь — и провалишься по уши не скажу куда, а она еще снизу в тот миг и за пятки потянет, пока ты не скажешь последнего «бульк…».

Я не знал, что предпринять. Смерть грозила мне разная со всех сторон. Оставалось выбрать только место и виды. Можно было еще побиться-поломаться и утонуть по пути к берегу. Или влепиться в скалу по прибытии на скорости пятьдесят миль в час. Или на выходе завалиться под прессом какого-нибудь рухнувшего на тебя каменного сооружения и остаться погребенным под частью амторианского ландшафта. Или загнуться из-за какой-то загадки здешней местности, суть которой я после туманных рассказов Дануса начисто позабыл. Помню только, что он называл ее просто «ужас Нубола» и морщил лицо…

Меня не прельщал ни один из вариантов.

Смерть была несовершенна, как и любая хозяйка: на всех угодить стараясь, чего-нибудь недокладывала. Поэтому я решил попробовать не умирать. Я уже пробовал не умереть, когда мячом от пинг-понга валился на жаровню пылающего Солнца. И когда падал с дерева высотой с небоскребы. И в паутине по горло, в этой омертвевшей ядовитой пурге… У меня всегда получалось.