Писатель Сталин. Язык, приемы, сюжеты

Напомню, что этим привлекательным термином — щупальцы — Сталин воспользовался тогда, когда говорил о неодолимой силе ленинской логики. Встречается он и у других публицистов. Чаще всего в партийной риторике этот мотив связывался, однако, с контрреволюционными кознями буржуазии. В 1918 году Ленин, например, рассуждал об активизации капитализма, путаясь в простеньких аллегориях: «Мы знаем, что миллионы щупальцев этой мелкобуржуазной гидры охватывают то здесь, то там отдельные прослойки рабочих». Сталин, как правило, предпочитает использовать такие метафоры применительно к партийным нуждам. Большевистские щупальца, цепко удерживающие ленинское знамя, он непринужденно отождествляет и с беспартийными «аппаратами», и с рыболовной «сетью» партии:

Необходимо, чтобы партия облегалась широкой сетью беспартийных массовых аппаратов, являющихся щупальцами в руках партии, посредством которых она передает свою волю рабочему классу, а рабочий класс из распыленной массы превращается в армию партии (Речь на XII съезде).

Характерная для него двусмыслица прячется уже в слове «сеть» — кто тут кого облегает? Его рыболовецкий азарт загодя направлен на собственных соратников, с которыми он будет расправляться и при помощи этих массовых «аппаратов» (в 1937‐м наступит черед беспартийных выдвиженцев).

Очень часто помимо «щупалец» и «корней» Сталин поминает «нити», связующие ядро с партийно-государственными низами, или, в другом измерении, с периферией: это те бесчисленные каналы («провода»), по которым руководство получает информационное и прочее питание («соки»). Если ядро, выпускающее острый боевой орган, заставляет вспомнить о скорпионе, то здесь мы имеем дело с несколько иным прообразом режима, больше всего смахивающим на паука или какого-то другого кровососа. Как я стремился показать во 2-й главе, монструозно-вампирическая терминология свойственна была всему большевизму и отчасти поддерживалась старыми публицистическими шаблонами. Но Сталин, сгущая подобные метафоры, относился к ним со зловещей серьезностью и сумел со временем добиться их полного воплощения. Он вообще склонен был к материализации брутальных тропов. В 1927 году, например, генсек придал итоговое освещение давней ленинской реплике: «Ленин говорил на X съезде: „Не надо теперь оппозиции… для оппозиции теперь конец, крышка, теперь довольно оппозиций!“» Прошло еще десять лет — и он совершенно буквально реализовал эту метафору.

К общебольшевистской элоквенции он на XII съезде прибавил индивидуальное новшество, физиологический характер которого был как бы замаскирован пролетарско-индустриальной оснасткой мотива. «Именно он, — констатирует Волкогонов, — ввел в оборот идею о „приводных ремнях“, соединяющих партию с народом»[552]

. К ним и ко всей сталинской «сети» относятся профсоюзы, кооперативы, союзы молодежи, женское движение, школа, печать, армия.

На мой взгляд, все эти его «очаги», кровососущие щупальца и ремни, выпускаемые «центром», в совокупности воспроизводят образ живой «кровососной банки» — акватического чудовища, со школьных лет памятный Сталину по «Труженикам моря»:

Ни оторвать, ни обрезать липкие ремни, приставшие во множестве точек к телу, было немыслимо. Каждая из точек стала очагом чудовищной и странной боли. Такое ощущение должен испытывать человек, пожираемый сразу множеством крошечных ртов <…> Заостренные на концах ремни расширялись к основанию, как клинок шпаги к рукоятке. Все пять, очевидно, сходились к единому центру <…> Вдруг из щели показался какой-то большой круглый и плоский ком слизи. Это и был центр. Пять ремней соединялись с ним, как спицы колеса со ступицей <…> можно было различить еще три щупальца… Из кома слизи глядели два глаза… Жильят понял, что перед ним спрут.

А дальше мы встретим пассаж, который можно было бы счесть за резюмирующий комментарий к сталинскому партийно-государственному строительству: