Писатель Сталин. Язык, приемы, сюжеты

Черная реакция собирает темные силы и всеми силами (sic) стремится объединить их, — наша задача собирать социал-демократические силы и теснее сплотить их (1905).

Капиталисты организуются в отдельный класс с целью обуздать пролетариат <…> Пролетарии также организуются в отдельный класс с целью обуздания эксплуатации (1906).

Движущие силы революции продолжают жить и действовать, разразившийся промышленный кризис… усиливается, голод… усиливается. С другой стороны, набирается сил и постепенно укрепляется ненавистная народу контрреволюция. Она… зовет под свое знамя все темные силы, она становится во главе «движения» черносотенцев… она собирает вокруг себя кровожадных помещиков и фабрикантов (1906).

Столь же педантично после Февраля контрреволюционные генералы «собирают вокруг себя все силы, годные на черную работу» (1917). Между тем Сталин тут только утрирует Ленина, который, согласно Безансону, строго по-манихейски «представляет борьбу „противоположностей“ в виде противостояния двух армий, организованных, со своим командованием, с четкой иерархией <…> Оба лагеря знают, что делают. Они пребывают на вершине в высшей степени персонифицированные, отнюдь не невинные и вполне ответственные за свои действия»; «Вокруг партии концентрическими кругами располагаются враги и друзья. Центральная позиция позволяет привести в логический порядок политический мир»[549]. Подобно другим ленинским моделям, эта биполярная схема у Сталина подвергается неудержимой и маниакальной генерализации. Ср., например, вселенскую битву антагонистических очагов, которую он предсказывает в конце 1924 года:

Вероятнее всего, что в ходе мировой революции, наряду с очагами империализма

, в отдельных капиталистических странах и с системой этих стран во всем мире, создадутся очаги социализма в отдельных советских странах и система этих очагов во всем мире.

Не подлежит сомнению последующее слияние каждой из обеих «систем» в некий сверхочаг. В духе своего манихейского дуализма жесткую симметрию двух объединительных полюсов он нагнетает при любом раскладе — идет ли речь о Китае («наряду с революционным центром в Ухане, создался контрреволюционный центр в Нанкине»), об антагонизме между СССР как «знаменосце» мировой революции и консолидирующимся капиталистическим очагом («очаг тьмы и рабства») или о войне между сталинским руководством и оппозицией, помышляющей о создании собственной партии со своим «центром»[550].

Правда, при разработке биполярных структур Сталин попадает иногда в неудобное положение, поскольку вынужден колебаться между двумя соблазнами — либо третировать еретических меньшевиков, бухаринцев или прочих соперников за мелкобуржуазную «амебовидность», аморфность, несобранность, либо, наоборот, подчеркивать их опасную спаянность в противостоянии подлинному большевизму. С такой дилеммой он сталкивается и в своих социально-геополитических антитезах; ср. в его выступлении на XIV съезде:

Создаются два основных, но противоположных центра притяжения и сообразно с этим — два направления тяги к этим центрам во всем мире: Англо-Америка — для буржуазных правительств и Советский Союз — для рабочих Запада и революционного Востока <…> Два лагеря, два центра притяжения.

Но кристаллизация полюсов подрывается за счет неполной слитности одного из них:

Там, в лагере капитализма, — распад и разложение. Здесь, в лагере социализма, — сплоченность и все возрастающее единство.

В силу этой большей, так сказать, центрированности коммунистического центра последнему и обеспечена грядущая всемирная победа над дряхлеющим и разлагающимся капитализмом. На большевистский флагшток нанизываются все новые кольца. Новая Россия