Я не могу, товарищи, пройти мимо той выходки Осинского, которую он допустил в отношении Зиновьева. Он похвалил тов. Сталина, похвалил Каменева и лягнул Зиновьева, решив, что пока достаточно отстранить одного, а потом дойдет очередь и до других. Он взял курс на разложение того ядра, которое создалось внутри ЦК за годы работы, с тем, чтобы постепенно, шаг за шагом, разложить его. Если Осинский серьезно думает преследовать такую цель, если он серьезно думает предпринять такие атаки против того или иного члена ядра нашего ЦК, я должен его предупредить, что он наткнется на стену, о которую, я боюсь, он расшибет себе голову.
Меняя состав руководства, он тем не менее пока еще нуждается именно в старых большевиках, чтобы с их помощью противостоять Троцкому — чужаку и новичку в партии. Последнего в этот период генсек с жаром обвиняет как раз в преступном и демагогическом — «анархо-меньшевистском» — желании противопоставить молодежь драгоценному старому «ядру» — ленинским «кадрам нашей партии, родившимся, выросшим и окрепшим в борьбе с меньшевизмом и оппортунизмом», «кадрам, подрывающим основы мирового империализма». Об этом Сталин патетически говорит на XIII партконференции, а вскоре, на XIII съезде, изобличает троцкистских оппозиционеров в самой настоящей «войне против основных кадров партии»; потуги эти напрасны, потому что большинство партийцев продолжают сплачиваться вокруг «основного ядра». Но почти сразу после восхваления «основных кадров» он развертывает открытую кампанию за их обновление.
Гора старости
Взятые под углом аграрно-календарной символики, его битвы с оппозицией словно имитируют фольклорное противоборство весны и зимы, представляемых соответственно бодрой юностью и мрачной, понурой, немощной старостью:
Таким образом, перед вами стоят две силы, — резюмирует он в декабре 1926 года. — С одной стороны — наша партия, уверенно ведущая вперед пролетариат СССР <…> С другой стороны — оппозиция, ковыляющая за нашей партией, как дряхлый старик, с ревматизмом в ногах, с болью в пояснице, с мигренью в голове, — оппозиция, сеющая кругом пессимизм <…> Таковы, товарищи, две силы, стоящие перед вами. Вы должны сделать выбор перед ними. (
Несмотря на хищный кавказский биологизм всего сталинского миросозерцания, эта вражда и презрение к старикам («Не всякого старика надо уважать и не всякий опыт нам нужен») не имели ничего общего с современным ему патриархальным Кавказом, где к ним, напротив, относились подчеркнуто уважительно.
Сталинский истребительно-демографический азарт воспроизводит скорее древнюю, нартскую стадию северокавказской культуры, включавшей в себя убийство стариков, которое исследователи возводят к скифско-сарматскому обычаю. Порой оно сопровождалось тостами и ритуальным весельем[558]
, предвещавшим жизнерадостный смех сталинской аудитории. У нартов имелся даже специальный «Совет убиения старцев», куда приглашали жертву[559]. Условием уничтожения была та самая дряхлость, которую Сталин вдохновенно приписывал всем своим противникам: