Читаем Письма 1886-1917 полностью

Целую ручки Вере Васильевне.


Скажите ей, что недавно я прочел те самые записки1, которыми я измучил ее, и так они мне не понравились, так я искренно пожалел ее. Должно быть, мне предстоит участь Пенелопы: летом писать, а зимой уничтожать написанное.


Всем милым петербургским друзьям – поклоны. Мысленно обнимаю Вас и крепко жму руку.


Сердечно преданный

К. Алексеев


Жена шлет поклоны.


27 окт. 906. Москва


Простите, что так поздно отвечаю на Ваше внимание. Очень, очень был занят.


240. С. А. Найденову


Суббота


Октябрь 1906

Москва


Дорогой Сергей Александрович,


рядом лежит только что проглоченная пьеса1.


Пишу под самым свежим впечатлением. Ничто не переварилось, не улеглось…


Пишу, потому что хочется писать от большой радости.


Чувствую, что Вы написали прекрасную пьесу.


Чувствуется в ней мастер, темперамент, талант, сила, что-то большое… и я счастлив за Вас и за русский театр.


Впечатление большое и, конечно, подавляющее. Попробую описать это впечатление.


После первого акта – увлекся пьесой. Влюбился в сводню и испугался…


Как показать на сцене весь этот реализм, доходящий до цинизма, может быть, недопустимого на сцене2. И сейчас, не скрою от Вас, я в недоумении: как играть первый акт перед московской публикой. Скажу еще откровеннее – не знаю, для чего этот реализм необходим пьесе (может быть, это наивно, и такие сомнения происходят оттого, что я не литератор, не легко и не сразу разбираюсь в замыслах автора).


Я не люблю Вашего излюбленного героя меблированных комнат или Максима ("Кто он?"). В первом акте в Артамоне я узнал старого знакомца, который опять заныл и опять носится с самим собой 3. Я не обрадовался ему… Я примирился с ним ради последней сцены со сводней 4.


В других актах я с радостью увидал, что Артамон гораздо крупнее Максима. В нем почувствовался нелепый русский богатырь, который ничего не сделает, но которого можно любить за его, хотя и бессмысленную, ширину. И он стал мне симпатичен. К концу я даже полюбил его.


В помойной яме заселенного дома много трогательной поэзии и много пошлости. Я вспомнил слова Антона Павловича, сказанные об Ибсене: "Слушайте… у него же нет пошлости. Нельзя же так писать пьесы".


Искание солнечных пятен в садике, кусок ночного неба, эта свадьба и венчание, вся роль Елены, финалы 3-го и 4-го актов и проч. и проч.- все это чудесные проявления настоящего, сочного таланта.


Пьеса закончена блестяще, а это такая редкость… Финалы первого и второго актов – не понял… Казалось, что не хватает какого-то одного слова.


Письмо сумбурно, как сумбурно бывает первое впечатление.


Пишу без всякой цели и отлично понимаю, что ничего важного не способен теперь сказать. Я рад и потому хочу поделиться с Вами моим чувством. Поздравляю, обнимаю.


Искренно преданный и любящий


К. Алексеев


241. Л. М. Леонидову


3 ноября 1906

Москва


Многоуважаемый


Леонид Миронович,


я не хочу писать Вам ответ в тоне Вашего письма1. Я беру совершенно противоположный тон.


Вместо ответа по пунктам я пишу шире и рассматриваю вопрос подробнее. Из второго письма Вы получите ответы на все Ваши вопросы, за исключением одного, а именно: как вам разделиться между "Брандом" и Метерлинком2. Я думал, что Владимир Иванович объяснил Вам этот вопрос.


Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное