Письма 1886-1917

Не имею никаких известий от петербургских друзей. Вера Васильевна загордилась и знать не хочет¹.

410*. В. Ф. Грибунину

4 ноября 1911 Москва

Дорогой Владимир Федорович!

И сегодня вспоминаем и нежно любим Вас и как артиста и как человека.

Приходите же скорее и отбирайте все свои старые и новые роли. Впрочем – нет! Шучу! Не торопитесь и прежде всего совсем, совсем поправьтесь.

Потом мы вместе с Вами поставим две огромные свечи, я – за свою жену, которая выходила меня, а Вы – за свою, которая натерпелась и исстрадалась с Вами¹.

Нежно и с почтением целую ее целительные ручки и искренно благодарен ей за то, что она сохранила нам милого товарища и любимого артиста.

Вас обнимаю.

К. Алексеев (Станиславский)

4/XI

411*. Я. Квапилу

16 ноября 1911

Москва

Глубокоуважаемый г-н Квапил!

Поздравляю Вас, г. Шморанца и артистов с успехом¹.

Мы сердечно признательны за присланные фотографические карточки.

Наши артисты шлют Вам свои поздравления и приветствия.

С почтением

К. Станиславский

16 ноября 1911

412*. Вл. И. Немировичу-Данченко

Декабрь (до 15-го) 1911

Москва

Дорогой Владимир Иванович!

Странная у меня роль. Меньше всего я хотел бы кого-нибудь сбижать и думаю, что, больше чем кто-нибудь, я забочусь о судьбе тех, с кем проработал жизнь.

Сам я обеспечен настолько, чтоб прожить жизнь… Больше работать нельзя, чем я работаю… И что же… Кроме обид, недоверий и спиц в колесницы – ничего не получаю. Никакого поощрения, или оно приходит слишком поздно. Не хочу обвинять других…¹. Очевидно, я сам чего-то не могу и не умею.

Но отчего же мне не скажут прямо: бросьте, ваши хлопоты лишни, они не нужны и не ценятся. Я бы никого не мучил и жил бы в свое удовольствие. Теперь же получается дурацкая роль. Работаю для тех, которые в этом и не нуждаются.

Я очень, очень устал. Я отказался от личной жизни. Моя жизнь проходит на репетиции, на спектакле, и, как сегодня, в свободный вечер – я лежу, как будто после огромной работы, почти больной.

Так жить тяжело.

Приносить ненужные жертвы – глупо, и отравлять другим жизнь – грешно. Надо предпринять что-то решительное, но что – не знаю.

Пусть научат меня…

У меня всей моей жизнью выработан план – ясный, определенный.

Очевидно, он не подходит. Другого у меня нет. Пусть предлагают другой. Никто не предлагает.

Слышу противоречивые, случайные, бессистемные, вялые предложения.

Пусть кто-нибудь предложит что-нибудь цельное, крепкое, ясное, определенное, но пусть не толкутся на одном месте, желая, чтоб все шло по-старому.

Все и всё запрещают, и никто ничего не предлагает, никто ничего не предпринимает, чтоб облегчить нашу тяжесть, и мы играем, играем, стареем, сгораем… И все предчувствуют катастрофу, и никто не старается ее отвратить.

Пусть я неправ… Я охотно отойду в сторону со своими планами, и пусть действуют другие…

Но только пусть действуют, а не собираются, не сердятся, не ревнуют друг друга и не заседают так долго. Я на все готов, и больше всего на то, чтоб уступить дорогу тем, кто хочет действовать. Ни на кого не сержусь и никого не хочу обижать. Только дела, дела.

Ваш К. Алексеев

413. Л. А. Сулержицкому

1911 г. 22 декабря

22 декабря 1911

Москва

Милый Лев Антонович!