Письма моей сестры

– Я ведь говорила тебе. Если я навсегда останусь такой, то я хотя бы должна быть в состоянии сама получать деньги, – слабым голосом ответила она.

К счастью, физиотерапия помогает ей восстанавливать силу и подвижность. Она уже может вставать и очень медленно ходить взад-вперед по палате. Сказать, что мы испытали облегчение – не сказать ничего. Это чудо. Когда я наблюдала, как мама пошла в первый раз, я так неистово хлопала в ладоши, что они сделались ярко-красными.

– Пожалуйста, Кэти, езжай домой, дорогая. Забери домой и неуклюжую команду. – Она кивает на папу, который беседует с доктором. Мама считает, что он слишком суетится возле нее. Она закрывает глаза. – Мне надо немного поспать. Ты тоже поспи, – добавляет она.

Когда я вхожу в дом, там тихо. Ни Стиви Уандера. Ни «Битлз». Я нахожу Беллс на кухне, в мамином джинсовом фартуке, теперь испачканном кляксой шпината. На ее маленьких руках красные прихватки. Вчера мы с папой вернулись домой, и она приготовила для нас цветную капусту с сыром, использовав все остатки, которые нашла в холодильнике. Это была самая вкусная цветная капуста, какую я ела в своей жизни. За день до этого она сделала киш из кабачка и спаржи. В больницу она старается не ходить. Она не была там со дня маминой операции. Каждый день, когда мы спрашиваем ее, пойдет ли она с нами, она отвечает: «Скажите маме, чтобы поправлялась». Мы с папой стараемся не оставлять ее надолго одну и ездим в больницу по очереди.

– Привет, как там мама? – немедленно спрашивает она, поставив в духовку белое блюдо и поворачиваясь ко мне. – С мамой все в порядке?

– Она о’кей, только устала и чуточку ворчит. Она велела передать тебе, что она очень тебя любит. Ого, Беллс, что ты готовишь?

– Блинчики с рикоттой и шпинатом. – Внезапно я чувствую, что страшно голодна. – Еще я сделала клубничное пюре со взбитыми сливками. Ты любишь клубнику? Мама любит клубнику.

– Я тоже люблю. Ты звезда кухни, – говорю я, рухнув на стул. Стол припорошен мукой, возле грязных мисок лежит забытый кусок сливочного масла, валяется несколько мятых клубничин и яичная скорлупа. Это успокаивающий беспорядок.

– Как там мама? – снова спрашивает она, но я уже знаю, что ей не требуется мой ответ. – Сделай себе коктейль, – говорит она, открывая бар. Там стоит бутылка водки; для папы приготовлено виски.

Она протягивает мне водку, и я жадно хватаю ее.

– Беллс, ты просто волшебница.

В кухню входит папа.

– Беллс сделала на ужин блинчики и позаботилась о нашей выпивке, – сообщаю я, и он улыбается.

– Замечательно. Спасибо, милая.

– Пожалуй, я сейчас приму ванну и возьму с собой коктейль, – говорю я, поднимая со стула свое отяжелевшее тело.

– Садись, па, – настойчиво говорит Беллс и подвигает к нему стул. – Сядь.

Я поднимаюсь наверх, в свою спальню. Беллс приготовила мне постель – как делает это каждый день после маминой операции.

Почему-то меня тянет в родительскую спальню. На кровати лежат свернутые чистые простыни; все папино грязное белье сложено в плетеную корзину, стоящую у двери. Я замечаю, что сестра поставила на папин столик рядом с лампой свадебную фотографию мамы с папой. Беллс прямо наша сказочная фея. Я сажусь на кровать и беру в руки снимок. Забавно думать, что в то время мы с сестрой еще не появились на свет, и они были только вдвоем. В то время маме было двадцать шесть. В моем возрасте у нее уже родилась я.

Я даже не услышала, как Беллс села рядом со мной.

– У мамы все в порядке? – снова спрашивает она.

– Нормально. Она уже хочет домой. Ей надоели больницы. – Сказав это, я спохватываюсь, наверное, не стоит говорить такие вещи при сестре. – Извини, ты больше всех понимаешь, что я имею в виду. – Я закрываю лицо руками.

– Что с тобой?

– Устала.

– Как Сэм?

– Мы с ним расстались, больше не видимся.

– Сэм неприятный.

– Он был неплохой. – Я снова беру в руки свадебный снимок.

– Мама красивая, – говорит Беллс.

– Очень. – Я возвращаю рамку с фотографией на столик. – Спасибо тебе за то, что ты приготовила мне постель, спасибо за все, Беллс. Ты так много помогала за эти последние недели. Что бы мы с папой делали без тебя.

Беллс наклоняется вперед и чешет лоб. Едва ли она знает, что говорить или делать, когда слышит комплименты в свой адрес.

– В Уэльсе мы убираемся по очереди, – сообщает она. – Я убираюсь в комнате Теда. Тед мой друг.

Я улыбаюсь ей.

– Тед счастливый. Как хочется, Беллс, чтобы кто-нибудь помог нам всем. Тебе, папе, мне и маме, особенно маме. Мне хочется, чтобы все мы были счастливы.

В эти дни у меня такое чувство, будто земля ускользает у меня из-под ног.

– Мама не умрет, как дядя Роджер, – говорит Беллс.