Письма полковнику

ГЛАВА IV

Она в который раз перемерила расстояние между креслом и противоположной стеной: тринадцать шагов. Вернулась, присела на подлокотник. Вскочила, метнулась к двери, прислушалась: гулкая тишина, вакуум. Тарабанить в дубовую створку, чуть шершавую, приятную на ощупь, было бы совсем бессмысленно. Тем более что она уже пробовала.

Снова подошла к окну. Тончайшее белое кружево, произведение искусства, а не решетка; и все-таки. Прислониться лбом к стеклу можно только в одном месте, где в причудливом узоре угадывается удивленно распахнутый глаз. Стекло прозрачнейшее, чуть подсиненное, как морская вода. Настоящее море сквозь него — неправдоподобно яркого кобальтового цвета. Кроме моря, не видно ничего. Только если встать на цыпочки, скосить глаза вниз — больно, до рези — можно разглядеть верхушки магнолий, кустов синелиста и кусочек дорожки, выложенной белыми плитами.

Отвернулась, сделала восемь шагов, села в кресло. Встала. Села опять, глубоко, с ногами. Надо подумать. Больше ничего все равно не остается.

Подумать. Только не о том, что происходит сейчас там. Где перепуганные, ничего не понимающие старшеклассницы; и дерзкие вооруженные парни, уверенные в своей правоте, но на самом деле понимающие немногим больше; и каждый в напряженном, приникшем к телевизорам Срезе, — все ждут ее одну. Которая единственная могла бы разобраться. Найти компромисс. Развести в стороны. Каким образом? Допустим, она сама не знала и не знает до сих пор, но не может же быть, чтобы ничего не приду…

Об этом — нет смысла. И, скорее всего, уже поздно.

Тогда хотя бы о себе.

Теперь стало очевидным, для чего Фроммштейн приказал привезти ее сюда. Легко себе представить, какие инструкции были у посыльного на случай, если б она отказалась лететь добровольно. А видимость переговоров, все эти рассуждения об отце, о тезеллите, о претендентах были так, для души; по-видимому, старик никогда не упускает случая подискутировать. Зная, что собеседник вряд ли будет иметь возможность пересказать кому бы то ни было по дробности дискуссии…

Передернула плечами. Впрочем, раз она до сих пор жива, не исключено, что он ее и отпустит. В память о старом партнерстве с отцом и в знак теплого отношения к ней лично. Прямиком в телепорт, в Исходник. Разумеется, когда все будет кончено.

Усмехнулась. Если он это и сделает, то лишь из эксцентричности: хозяин Среза может позволить себе всё. Например, сохранить жизнь отдельно взятой женщине, пускай за нее идет борьба, в которой, с точки зрения его интересов, никто не должен выиграть. И пустить в расход несколько десятков других жизней он тоже может себе позволить. Пускай даже временно упадут доходы от туризма и индустрии развлечений.

Просто он еще не решил. Выжидает, оценивает. И она должна подождать тоже.

Тринадцать шагов от стены до стены. Шесть — от дверей до кресла, еще восемь — от кресла к окну. Если б тут был телевизор!.. Только книги, сплошными стеллажами по периметру, от пола до потолка. Хорошие книги. Тщательно подобранные корешки: одновременно и по тематике, и по языкам, и по цвету… Почти как в библиотеке зимней резиденции, только зал там был намного больше. Зимой, слякотной зимой прежнего, первозданного Среза лучшего места в замке нельзя было найти. Та библиотека, конечно, сгорела. Книги замечательно горят.

Всё тот же посыльный, проводивший ее сюда, ничего не сказал, ни единого слова. Эва и не спрашивала, молча удивляясь по дороге, зачем они поднимаются, а не спускаются вниз. Дальше — классика жанра: клацанье замка, отчаянный стук в дубовую дверь, удаляющиеся шаги. Решетка на окне — и запах книг. Тюрьма, не лишенная изящества и вкуса. Господин Фроммштейн элегантно предлагает самоустраниться от всего происходящего вне, выбрать себе книгу с полки, отрешиться, почитать. Тем более что реально, физически ее уже устранили.

Что с наибольшей вероятностью может произойти там в ее отсутствие? Сандро со товарищи, не получив ответа на свой сумбурный призыв, надо думать, полностью деморализованы. При малейшем форс-мажоре они начнут стрелять не глядя. Плюс цивилы, чья первейшая обязанность спасти заложников, граждан своего государства — однако они ведут собственную игру в погоне за тем же призом, что и террористы; и трудно сказать, какая задача в решающий момент станет для них приоритетной. Они тоже вряд ли обойдутся без оружия.

И еще Структура.

Структура, которой не подчиняется хозяин Среза, олигарх Фроммштейн. Но которую боится даже он, считая самым опасным игроком — режиссером? — в этом противостоянии. Причем не сомневается, что Структура тоже подослала к ней, Эве, своего претендента…

Кто?

И если действительно тот, о ком она думает, то как он поступит?!

Если он до сих пор — там.