Письма, телеграммы, надписи 1907-1926

драма Сергея Есенина в высокой степени характерна. Это драма деревенского парня, романтика и лирика, влюбленного в поля и леса, в свое деревенское небо, в животных и цветы. Он явился в город, чтоб рассказать о своей восторженной любви к примитивной жизни, рассказать о простой ее красоте. Я видел Есенина в самом начале его знакомства с городом: маленького роста, изящно сложенный, со светлыми кудрями, одетый как Ваня из «Жизни за царя», голубоглазый и чистенький, как Лоэнгрин, — вот он какой был. Город встретил его с тем восхищением, как обжора встречает землянику в январе. Его стихи начали хвалить, чрезмерно и неискренно, как умеют хвалить лицемеры и завистники. Ему тогда было 18 лет, а в 20 он уже носил на кудрях своих модный котелок и стал похож на приказчика из кондитерской. Друзья поили его вином, женщины пили кровь его. Он очень рано почувствовал, что город должен погубить его, и писал об этом прекрасными стихами. Оставаясь оригинальнейшим лириком, он стал хулиганом в полном смысле этого слова, — мне кажется, хулиганил он из отчаяния, из предчувствия гибели, а также из мести городу. Я думаю, что для него роковым был роман со старухой Айседорой Дункан. В трагических и совершенно неприличных стихах он говорит о ней:

Я искал в этой женщине счастья,А нечаянно гибель нашелЯ не знал, что любовь — зараза,Я не знал, что любовь — чумаПодошла и прищуренным глазомХулигана свела с ума

Убил он себя не как безвольный человек, а с явным и твердым созданием необходимости кончить жизнь. Он не повесился, а удавил себя веревкой; перекинув ее за трубу отопления, надел петлю на шею и, стоя на полу, затянул ее. Перед этим он, разрезав руку, написал кровью восемь строк стихов, две из них говорят

В нашей жизни умирать не ново,

Но и жить, конечно, не новей

Вот что я, кратко, могу сказать Вам о Есенине

Жизнь русских литераторов богата драмами, драма Есенина одна из самых тяжелых.

Сегодня утром я получил его стихи А. Дункан и весь день чувствую себя ошеломленным

[Простите мне, дорогой мой друг, это письмо, такое мрачное.

Благодарю за фотографию!

Сердечно жму Вам руку.

М. Горький

Неаполь,

24 марта, 1926]

818

Ф. В. ГЛАДКОВУ

3 апреля 1926, Неаполь.

3. IV 26.

Все Ваши книги я получил, дорогой Федор Васильевич, а прочитать еще не успел. Прочитаю в конце апреля. У меня — очередь, приходится читать «в порядке поступления». Книги сыплются на меня дождем и градом. Сибиздат прислал все

свое!

Успеху «Цемента» я — рад. Уверенно думаю, что служебное, социальное значение этой книги будет очень значительно. Она должна многих воспитать. Я уже писал, кажется: честь Вам, Вы первый взяли тему «труд» и сумели разработать ее с пафосом. Это Вам зачтется.

Прочитал я книгу эту и второй раз. Недостатков в ней — много. Себя, художника, Вы кое-где сильно изуродовали. Но — прочитал я Горького «Дело Артамоновых», так там, знаете, то же самое — всё недостаточки, обмолвочки, ошибочки. Да. Судьба наша такая, друг мой, всегда будем недовольны собою, с тем и кончимся.

Мне очень радостно знать, что успех не оглушил Вас и чувства самокритики — не понизил. Самокритика и есть самая строгая критика, да и самая полезная. Смотрите на свою книгу, как на чужую, враждебно смотрите на нее, как на неудачную карикатуру того, чего Вы хотели, что желали сделать. Это несколько трудно, но это — необходимо. Никакой иной критики, которая могла бы чему-то научить Вас, — не ждите, бесполезное ожидание. Да, Фурманова жалко. Хороший, должно быть, парень, судя по его письму ко мне. Да и по книгам, за которые я его не очень похвалил.

Пошлости и фиглярства — множество, Вы правы. Сюда относится вся «Библиотека сатиры и юмора», издаваемая ЗиФ’ом. Все в ней — дрянцо, за исключением 3—4-х книжек.

Но — не унывайте! Это — пена, это осядет на дно. Ничего! Выздоровеем.

Фотографию не могу послать, толстого картона для упаковки нет, а — праздники, магазины уже заперты.

Пошлю на пасхе.

Будьте здоровы. Слышал, — писали мне, — что у Вас нервы в беспорядке? Вы бы дали им отдохнуть. Весна. Поехали бы в тихое место. Или в мае, во второй его половине, по Волге. Очень успокаивает.

Жму руку.

А. Пешков

819

ЛИТЕРАТУРНОМУ КРУЖКУ ШКОЛЫ ФСУ ПРИ НИКОЛЬСКО-УССУРИЙСКИХ Ж.-Д. МАСТЕРСКИХ

4 апреля 1926, Неаполь.

Литературному кружку школы Ф. С. У.

Спасибо, товарищи, за письмо ваше.

Очень рад, что мои книги нравятся вам. Сейчас я пишу еще одну, очень большую; в ней хочется мне показать, как жили, как думали, что делали русские люди с 80-х годов по 1919-й. И каковы изнутри были эти люди. Вы прочитаете эту книгу года через два, и, может быть, она вам будет полезна.