Читаем Письма. Том III (1936) полностью

Спасибо за письма Ваши: от Зин[ы] 26–28 сент[ября], Фр[ансис] — 29–30 сент[ября] и Мор[иса] — 18 сен[тября]. Итак, как раз сегодня у Вас день большой битвы. Трудно поверить, чтобы в то время, когда уже идет дело у реф[ери], в другом суде могли бы произойти решающие постановления. Очень тревожимся за публишеров. Ведь им приходится встретиться с очень опытными и лукавыми людьми. Как бы публишеры не открыли им преждевременно все свои доводы и тем самым не помогли противной стороне укрепиться. О публишерах мы писали уже давно и по-прежнему не уверены, достаточно ли в них опыта, широкого кругозора и находчивости, чтобы убедительно встретить каждый выпад врага. И Миллер, и Брат были Указаны. Уже очень давно было Сказано, что Брат будет полезен, а имя Миллера было названо неоднократно. Конечно, они оба очень опытны и умудрены долгой деятельностью. Дай Бог, чтобы их советы принимались во внимание. Непонятно нам поведение Фриды. Вначале она не только рекомендовала публишеров, но и как бы выказывала интерес и доброжелательство. Но вот уже долгое время, с самой весны, ничего не слышно о ней и даже были намеки о том, что она и ее помощник упорно воздерживаются от всякого доброжелательства. Между тем уже затронут Комитет Фриды и в газете, и письмом Флор[ентины]. Значит, до Фриды это все дойдет. Не следовало ли бы, найдя добрую минуту, опять узнать отношение Фриды? Ведь никто не говорит о каких-то активных ее выступлениях, но важно, чтобы оставалось ее прежнее благорасположение.

Странно, что Леви отрицательно качал головою, когда Мор[ис] упомянул, что Леви был казначеем. Но ведь об этом же всем известно и даже упоминалось на бумагах Института. Даже и в этом отрицании показывается, какая лживость положена в основу всех показаний Леви. Так же точно если бы он стал показывать, что мы подарили ему наши шеры, то ведь это было бы совершенно неправдоподобно. Такой «подарок» был бы прямым предательством с нашей стороны всех Вас и всех дел. Возможно ли, чтобы кто-то из участников мог дарить свою часть без ведома и согласия всех прочих сотрудников-шерхолдеров? Когда мы все замечаем такую мрачнейшую лживость в показаниях Леви, то еще раз невольно встает вопрос: достаточно ли находчивы и многоопытны публишеры? Казалось бы, все дело необычайно просто. Существует столько официальных доказательств того, что и Вы трое, и мы двое все были полноправными шерхолдерами. Если же казначей, а затем президент украл все эти шеры, то ведь этот факт остается для всех совершенно ясным. Ведь таким же образом иногда злоумышленники в банках присваивали себе вклады банковские, и никто не сомневался, как называется такое деяние. В нашем же случае особо тяжким для Леви обстоятельством является [то], что он имел нашу доверенность и, облеченный нашим доверием, действовал против наших же интересов. Прав Стокс, особо подчеркивая неслыханный брич оф трест. В моем последнем письме, идущем к Стоксу этою же почтою, я и вспоминаю его краткую и правильную основную оценку дела. Неужели же могут найтись какие-то судьи, которые не усмотрят именно этого основного обстоятельства?

Франсис пишет о кончине Сэллона. При этом Франсис справедливо вспоминает, что Назывался именно капитан Сэллон. Именно так внимательно нужно вспоминать Указы. Ведь в них можно видеть необыкновенную непреложность, и лишь человеческое земное понимание иногда мешает воспринять Указы в точности. Иногда говорится, что нечто должно быть закончено до известного срока, и лишь впоследствии можно убеждаться в том, какие важные причины обусловливали этот срок. Чрезвычайно интересно, как Мор[ис] в своих письмах неоднократно вспоминал давно бывшие Указания, значение которых полностью можно понимать лишь теперь. Всякие кармические условия создавали и необходимость символических изображений. Также поучительно наблюдать, насколько важнейшие сроки проходят незаметно для земных наблюдателей. Так, например, важный срок 16 сентября, наверное, почти для всего земного населения казался самым обычным днем, а между тем значение его и внутреннее оформление были чрезвычайно важными. В последнем письме Зина ничего не писала о Школе, между тем, конечно, Школа уже открыта и очистилась от всяких предателей и полупредателей. Надеюсь, что удалось составить и Совет преподавателей, а также уже созвать Образовательный комитет и алумни, чтобы этими общественными постановлениями еще более закрепить положение вещей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка жизни и трудов
Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка жизни и трудов

Перед читателем полное собрание сочинений братьев-славянофилов Ивана и Петра Киреевских. Философское, историко-публицистическое, литературно-критическое и художественное наследие двух выдающихся деятелей русской культуры первой половины XIX века. И. В. Киреевский положил начало самобытной отечественной философии, основанной на живой православной вере и опыте восточно-христианской аскетики. П. В. Киреевский прославился как фольклорист и собиратель русских народных песен.Адресуется специалистам в области отечественной духовной культуры и самому широкому кругу читателей, интересующихся историей России.

Александр Сергеевич Пушкин , Алексей Степанович Хомяков , Василий Андреевич Жуковский , Владимир Иванович Даль , Дмитрий Иванович Писарев

Эпистолярная проза
Письма
Письма

В этой книге собраны письма Оскара Уайльда: первое из них написано тринадцатилетним ребенком и адресовано маме, последнее — бесконечно больным человеком; через десять дней Уайльда не стало. Между этим письмами — его жизнь, рассказанная им безупречно изысканно и абсолютно безыскусно, рисуясь и исповедуясь, любя и ненавидя, восхищаясь и ниспровергая.Ровно сто лет отделяет нас сегодня от года, когда была написана «Тюремная исповедь» О. Уайльда, его знаменитое «De Profundis» — без сомнения, самое грандиозное, самое пронзительное, самое беспощадное и самое откровенное его произведение.Произведение, где он является одновременно и автором, и главным героем, — своего рода «Портрет Оскара Уайльда», написанный им самим. Однако, в действительности «De Profundis» было всего лишь письмом, адресованным Уайльдом своему злому гению, лорду Альфреду Дугласу. Точнее — одним из множества писем, написанных Уайльдом за свою не слишком долгую, поначалу блистательную, а потом страдальческую жизнь.Впервые на русском языке.

Оскар Уайлд , Оскар Уайльд

Биографии и Мемуары / Проза / Эпистолярная проза / Документальное