Письмо из Солигалича в Оксфорд

В мае началась жара, соседи высыпали на свои огороды. Ольга Степановна несколько раз озабоченно напоминала мне, чтобы я не упускал врем и отложил ради грядок все другие дела. Сама она копала в эти дни с шести утра до работы и после — до темноты и только часов в одиннадцать вечера принималась за свои тетрадки и сидела над ними далеко за полночь. Огород — это святое; даже почерневшая от старости соседка слева (хозяйка рыжего кота), даже ее внук, известный всей округе бездельник и пьяница, выползли в эти дни с лопатами на грядки. Мастеровой, согласившийся за умеренную плату помочь мне с фундаментом (просить его об этом ходила со мной все та же Ольга Степановна), категорически отказался приступать до тех пор, пока не покончит со своим огородом. Но мне как-то скучно и не с руки было заботиться о будущих картошке и морковке, у меня хватало других забот. И если бы не одно нечаянное впечатление (из самых, впрочем, обыкновенных), я, возможно, так и не выбрался бы за огородную калитку от целиком занимавших меня в то время кирпичей да бревен.

Однажды в яркий солнечный день, поднявшись по делам на чердак (помнится, печка в то утро шибко дымила, и мне пришло в голову осмотреть трубу), я был потрясен великолепием открывшегося мне из чердачного оконца пейзажа. Оконце выходило как раз на огороды. С них сошел снег, и плоская грязно-белая равнина вдруг преобразилась. Прямо от огородной калитки расстилалась ровная лужайка, покрытая реденькой молодой травой и пересеченная извилистой тропинкой; лужайка эта полого спускалась вниз, переходя в болотце, где протекал едва заметный ручей, высокий противоположный берег которого поднимался почти отвесной песчаной стеной. Обрыв весь был испещрен чьими-то норами и гнездами. На вершине росла желтая акация, едва распускавшая тогда почки. И лишь за кустами акации начинался собственно огород, то есть мои зарастающие сорняками грядки.

Я любовался этим видом так, будто стоял где-нибудь у гранитного парапета моста Св. Магдалины и обозревал сверху Ангельскую Поляну и Тропинку Эдисона. До меня как-то не доходило, что вся эта красота принадлежит мне, что она на моей земле и более того: что это то самое место, куда Ольга Степановна так долго уговаривает меня выйти с лопатой…

Спустившись с чердака, я внимательно рассмотрел примыкающий к дому участок земли из разных точек и убедился, что рельеф очень богат и на нем можно создать нечто уникальное и прекрасное. Мне было с чем сравнивать. Я помнил клочки скудной каменистой земли при ваших английских домах, на которых вы умудрялись разместить сказочные сады с гротами и беседками. Возникший в голове образ парка настолько меня увлек, что я тотчас приступил к новому делу, еще не зная, хватит ли у меня для него уменья и усердия.

Солигалич, расположенный в окружении лесов и болот, был преимущественно деревянным городом. Даже мостовые здесь когда-то выкладывались деревянными шашками вместо камней и асфальта, а дощатые панели дл пешеходов строят и поныне. Такая панель из полуистлевших в земле березовых досок тянулась и через теткин двор от входной калитки до огородного забора. Когда земл оттаяла, я вытащил из грязи эти гнилушки и приставил их к воротам сушиться, чтобы распилить и сжечь в печи, однако чище без них не стало. Была мысль засыпать тропу гравием либо вымостить половинками кирпича. И только теперь, когда в голове сложился пейзажный план в целом, я точно знал, что надо делать.

В моем распоряжении было немало округлых камней большого размера, привезенных вместе с песком и гравием. Эти камни я начал откладывать в сторону еще при перевалке сыпучего добра с улицы во двор; Ольга Степановна, со свойственными ей практичностью и знанием дела, советовала употребить их для засыпки фундамента, но я в уме отвел им более заметную роль (какую именно — сам еще не знал). Камни мне просто нравились: омытые талой водой, они приобретали всевозможные оттенки благородно-сдержанной гаммы, от белого до черного включительно. Я начинал уставать в Солигаличе от дерева, мне не хватало камня. После Оксфорда камень был для меня, если воспользоваться словами Оруэлла, оплотом цивилизации, синонимом прочности и красоты. Каменные дома, мостовые, ограды… Глядя на здешние крыши из замшелой дранки, я с изумлением восстанавливал вдруг в памяти, что даже на крышах ваших старинных зданий — каменные пластины!

Для начала я разметил во дворе прямую дорожку шириной около метра (там, где раньше лежали доски), с площадкой перед крыльцом и стал копать на этом месте неглубокий котлован. Лишней земли, однако, получалось много; меня раздражали новые кучи, портившие и без того обезображенный грудами щебня и кирпича двор, пока я не нашел вынутому грунту полезного применения.