Письмо из Солигалича в Оксфорд

Тут-то и явилась передо мной в очередной раз Ольга Степановна: в рабочей тужурке, на руках брезентовые рукавицы. Другую пару таких же рукавиц без лишних слов протянула мне.

У меня опять не хватило духу отказаться…

Следующие несколько дней проходили так. С утра я обычно мчался в какую-нибудь контору и договаривался о покупке нужного мне материала. Машину приходилось искать отдельно, порой это стоило дороже, чем сам товар. В самых удачных случаях продавец и перевозчик оказывались в одном лице. Так удалось, например, обзавестись щебенкой и песком, просто останавливая на дороге следовавшие с карьера груженые самосвалы. За бутылку водки шофер с радостью опрокидывал кузов возле моего дома и снова ехал под погрузку. С Ольгой Степановной я свои текущие планы никогда не обсуждал. Но как только очередной груз оказывался у ворот, она, углядев его из окошка, шествовала ко мне через речку, снарядившись соответственно. Если это были мешки с цементом, она надевала прорезиненный пыльник; если доски или бревна — волокла стальной крюк, а то и свой отлично наточенный топор, чтобы помогать мне очищать дерево от коры; если гравий — несла удобную крепкую лопату… Спорить с ней было бесполезно. Она приступала к работе уверенно, как будто это было ее кровное дело, и часто оказывалась, к моему стыду, сноровистее и выносливее меня. А сделав дело, без лишних слов мен оставляла и шла к себе, проверять к завтрашнему уроку школьные тетрадки. Глядя на горевший допоздна свет в ее одиноком окошке над рекой (почти весь город был погружен во тьму, в Солигаличе ложились рано), я вспоминал, мо милая, зеленый двор колледжа и вас, как вы несли мне тогда свою плиточку… Боже, какими давними казались мне эти воспоминания! Будто и не из моей жизни, а из чьих-то старых полузабытых рассказов.

Сходил последний снег. На реке взломало лед, и шефские визиты Ольги Степановны поневоле прервались. Выбираясь по делам на тот берег (в обход, через мост), я иногда делал крюк, чтобы ее проведать. Маленькая квартирка сияла чистотой: потолки и печка белизны безупречной, пол казался только что покрашенным.

— Каждый год мажу! — с гордостью сообщала Ольга Степановна, явно довольная моим восхищенным интересом к ее быту. — Здесь ведь не Москва: чуть упустишь время — гниль пойдет, копотью да паутиной все покроется. Будет хуже, чем в хлеву. Да вы сами с этим столкнулись. Краски теперь дорогие, обои дорогие. А что делать?

Вы бы переехали отсюда в квартиру с удобствами? — спрашивал я, уплета рассыпчатую картошку с солеными огурчиками из погреба.

Я никому в Солигаличе не смел признаться, в каких условиях мы с женой в Москве живем. Здесь почему-то заранее подразумевалось, что там вообще никто плохо не живет.

Не зна-аю! — Она с сомнением качала головой в ответ. — Нечего уж мне на старости лет привычную обстановку менять.

А когда силы оставят? Кто будет дрова колоть, огород копать? Да и всю эту вашу красоту (я показывал рукой) поддерживать?

— Не зна-а-аю… Думаете, старики отсюда не едут? Многие уезжают к детям в город, дома продают. Потом не знают, как вернуться. Чего зря говорить, — вдруг спохватывалась она. — Квартиры с удобствами теперь миллионы стоят!

— Десятки миллионов…

По вечерам у нее работал телевизор. Красива статная девушка с экрана язвительно вещала про чьи-то новые козни против президента и демократии. Показывали московские митинги и демонстрации, брали интервью у сытых политиков.

— Вы на чьей стороне — президента или Верховного Совета? — довольно равнодушно спрашивал Ольгу Степановну. Теперь, когда у меня с утра ныла спина и не разгибались опухшие от работы ладони, странно было вспоминать, как еще совсем недавно я исходил желчью перед экраном телевизора.

Да ни на чьей! — в сердцах отвечала Ольга Степановна. — Глядите, просто лоснятс от жира! Вон какой, вон, справа-то… Вначале, пока их не выбрали, такие худенькие были, все о народе, все против привилегий… Что до них было, то и осталось. Только на нас им стало легче плевать.

— Вы и ученикам своим такое говорите? — упорствовал ради шутки.

— Ученики нынче такие, им что ни скажи… Вы сами посудите: программ не стало, учебников нет. И каждый год что-нибудь новое выдумывают. Теперь Закон Божий вводить начали. Кому это нужно? Крыша в школе течет, потолки обваливаются, детям сидеть не на чем, голодные ходят! Здесь ведь столько бедных, у многих родители пьют беспробудно. Раньше хоть в школе детишек подкармливали, мы для них горячие бесплатные завтраки выбивали у начальства. Говорят, не стало на это средств. На личные особняки у них находятся средства, на это — нет…