Письмо из Солигалича в Оксфорд

Я готов был выскочить на ходу из машины — до того жутко стало мне от вашего крика. Последняя фраза, впрочем, была произнесена спокойнее и даже с издевкой. Больше я не решался издавать ни звука и забился в угол, вжался в сиденье. Мне хотелось, чтобы вы меня не замечали, забыли о моем существовании.

Знаю, минуту спустя вы уже сожалели о своей вспышке.

— Она спускалась по лестнице с подносом, упала и ушибла голову, — рассказывали вы, как бы заглаживая свою вину. — Ей удалось вызвать неотложку, но машины почему-то долго не было. Она звонила мне в Оксфорд и спрашивала: почему не едет машина?.. У нас просто ужасные врачи! Когда приехали, она была уже без сознания. Они не знали, что с ней, стали делать разные уколы… Я рада, что все кончилось быстро. У матери было кровоизлияние. Она все равно осталась бы инвалидом, прикованной к постели. Моя мать была энергичным человеком, она не выдержала бы неподвижности…

Мы с вами так и не успели ни о чем толком поговорить. Хвата последние убегающие минуты, я предложил — как в холодную воду бросился- познакомить вас с Аней Вербиной, о которой много рассказывал еще в Англии. Свести вас с ней было давней моей мечтой.

Нет, — сдержанно ответили вы. — Как-нибудь в другой раз.

Оказывается, вы послезавтра улетали назад.

— А я? У меня будет еще возможность повидать вас?

— Боюсь, что нет.

— Я приеду в аэропорт, назовите время!

— Нет.

Последнее нет прозвучало мягко, совсем не обидно.

Приезжайте в гости, — тепло сказали вы, прощаясь со мной у чужого подъезда. — Буду вас ждать. — И вдруг (Боже, никогда еще вы этого не делали!) притянули мен за руку, подставили щеку для поцелуя и сами меня поцеловали!..

Идя через пустырь к далекому шоссе, я думал: отчего и в самом деле не поехать? — продолжая машинально шевелить губами, все шепча не высказанные вам слова моей любви. Вот устроюсь на денежную работу, думал, скопим с женой к лету нужную сумму, а там и махнем вдвоем на недельку… Как хочется повидать Оксфорд летом!

Но вспомнил потную толпу у двери британского консульства. И горький прощальный смысл нашей встречи и нашего расставания вдруг разом хлынул в сердце, выжига его изнутри.

Мы люди, маленькие живые тельца. Нам больно. Господи, прости нам все, что было и чего не было, забери эту боль!

В тот день я слишком долго был на ногах, болезнь снова причиняла мне ужасное страдание. Добравшись кое-как до автобусной остановки, где стояла в ожидании толпа, я привалился к железной будке и устало перебирал в уме каждое сказанное вами слово. В самом деле, что уж мы так жалеем чужих матерей, когда рядом умирают без внимания и помощи наши матери? Неужели все в той же рабской надежде заслужить благодарность, переменить с вашей помощью страшную судьбу, неужели оттого, что продолжаем смотреть на вас снизу вверх, как псы на своих хозяев? Если вы от нас отворачиваетесь, нам уже кажется, что мы покинуты Богом и никому не нужны. Нам и в голову не приходит, что мы можем еще пригодиться друг другу. Одна только Аня Вербина пытаетс перевернуть этот поставленный с ног на голову мир. Да, ведь именно об этом она мне говорила…

Уже в автобусе я принял решение сейчас же ехать к маме и сестре. Что значит ничем не могу помочь? Надо просто находиться рядом с ними и жить: есть, спать, болеть… Как мама.

Осталось досказать вам, мой друг, совсем немного.

В тот вечер я связался по телефону с сестрой и сказал ей, что хочу приехать.

— Если приедешь, я сразу уйду из дома, — ответила она.

Я ничего не понял. В трубке слышались треск и отдаленные гудки.

— Что ты сказала?

— Ты прекрасно слышал, не притворяйся. Я сразу уйду. Лучше не начинай.

— Да о чем ты? Я сознаю, что мало чем смогу тебе помочь. Ко мне вернулась болезнь. То же, что было в Англии. Понимаешь? И все-таки вдвоем… втроем нам будет легче. Сейчас лучше быть вместе.

— Послушай, я же не дурочка. Я зарабатывала эту квартиру пятнадцать лет. Конечно, тебе хочется прибрать ее к рукам, ведь у вас там, в Москве, никаких видов, ха-ха-ха. Рассчитываешь, что мама скоро умрет? Может, поторопить ее хочешь? Не дам, не надейся!

Мне второй раз за день стало по-настоящему страшно. Я вспомнил ее странное письмо полуторамесячной давности.

Милая, дружочек… Ладно, не будем об этом, я пока не приеду… Как мама? Ты уверена, что справишься одна?..

Уверена! Во всем уверена! Но если увижу тебя здесь, так и знай: ни минуты не останусь! У меня есть куда уйти!..

Климат делал свое дело, пророчества сбывались.

Глядя на исхудавшую и задерганную жену, я обреченно думал: с ней скоро будет то же. Она уже и теперь, придя вечером с работы в изношенных промокших туфельках, о чем-то глубоко задумывалась, уставившись неподвижным голубеющим взором в далекую точку за окном и подолгу не слыша обращенных к ней слов… И я действительно не в силах помочь. Я могу лишь избавить близких от бремени моего присутствия, от дополнительных нервных и физических трат, со мной связанных.

Так я снова собрался в середине сентября в Солигалич.