– Я не пойду, – как можно громче говорю я. И тут же мир чернеет. Как тогда, когда меня подстрелили, думаю я, по-рыбьи разевая рот. Но сейчас меня просто ударили под дых, и перед глазами проясняется очень быстро.
– ...нет, зачем спеленывать, – выплывает голос Рыжего. – Он пойдет, что вы его слушаете…
– Я не пойдкху... кху... кху…
– Зачем же тебе это надо, оборотень, – задумчиво говорит Вуул.
– А тебе не положить? Может, он любовь всей моей жизни, – Баламут усмехается. Мне странно слышать эту знакомую усмешку, усиленную динамиками во сто крат. – Ну что? А то мне, знаешь, теперь терять нечего.
Вуул молчит, размышляет. Он вообще удивительно немногословен.
– А где ваш третий? – вдруг спрашивает он. – Охотник. Как его. Вы ходите втроем.
– Моргунов погиб, – скучно говорит Рыжий.
…А почему мир чернеет сейчас?
3.
– Неправда-а-а-а-а-а!
Я с удивлением понимаю, что это мой собственный вой. Оказывается, у меня еще достаточно воздуха. Это я кричу, обвисая на держащих меня руках. Так, что меня, видимо, слышно даже в микрофон Вуула.
– Правда, Митька, правда, – слышу я, как сквозь толстое стекло, грустный громовой голос Баламута. – Какие-то упыри все это время за нами гонялись, нам приходилось постоянно бежать. Как выследили на третий день, так ни разу поспать не дали больше четырех часов подряд. Менты, армия, вся эта шушера. Мы же теперь международные террористы номер один, ты в курсе? По всем каналам только наши три морды и крутятся. Но он же хитрый... был.
Тычок под ребра снова лишил меня воздуха, я захлебнулся криком.
– ...Ну, а потом одна группа села нам на хвост на объездной в какой-то страшнейшей дыре, – снова выплыл грустный громовой голос Рыжего. – Привязались плотнячком, у нас машина хорошая и у них тоже. И палят почем зря, вообще не смотрят вокруг, а там же люди! Ну, он подбил их из какой-то базуки. Они красиво кувыркались. Но его задели... тоже. И вот, эта отрава спасена, а Морган...
– Да, но где он? – задумчиво спрашивает Вуул.
– Я его похоронил, – буркнул Баламут. – А где – вы никогда не узнаете. Тогда-то я и понял, что дело не стоит того, – у него вырвался какой-то всхлип. – Когда Моргана похоронил. Печкин, разве дело стоило того, чтобы протерять даже только одного Моргана?
– Да-да, – медленно говорит Вуул. Он выбирается из ближайшей машины, прижимая к уху гарнитуру. В руках у него планшет, ухоженное лицо задумчиво и немного удивленно. – Слеза ребенка... Отличная же, долгоиграющая была идея – про слезу ребенка!.. Хорошо, оборотень, ты получишь то, что хочешь. Давай обговаривать детали. – К нему наклоняются и что-то неслышно спрашивают, и он оборачивается ко мне. – Нет, зачем же. Разве это не прекрасно? Это болевой шок души. В последнее время всё меньше людей способны переживать его так непосредственно. Им стало скучно и отвратительно испытывать душевную боль, и они разучились кричать... Зато как восхитительно долго они из-за этого страдают впоследствии! Я бы сказал: упорно страдают... Ничего, сейчас наступит реакция, он замолчит.
Дальнейшее я слышу плохо.
– ...Станцию очистить от людей…
– ...требует одного переговорщика и одного сопровождающего. И пилота…
– ...Кто занимается станцией?..
– ...поменять сопровождающего? Ну поменяйте…
– Это я виноват, – шепчу я.
– ...вагон взрывать нельзя, порвется ось…
– ...насрать на ось!!!
– Товарищ полковник!
– ...а станцию?..
– Это я виноват.
Сирены, сирены.
– ...дайте, дайте ему кого он хочет…
– ...а что, он нас видит?
– ...Да просто издевается!..
– The war is lost.
Искаженный голос из-под маски:
– Вперед.
Я иду.
– Это я виноват. Зачем я вообще всё это придумал? Я слишком в тебя поверил. Я заигрался. Не бывало таких, как ты. Никогда в мире не бывало таких, как ты. Я и правда решил, что ты супермен. Что у тебя хватит сил справиться с системой. С драконами и змеями. Разве дело стоило того? Рыжий за Нику залез с ногами в ад, но куда мне теперь идти за тобой?
– Заткнись, – говорит жлоб в штатском. Мы идем к двери кессона, гуськом, совсем как при переходе Границы, только впереди – переговорщик в штатском, с обаятельным плоским лицом, за ним я и последним – автоматчик в маске, тычущий мне в спину дулом. На меня последние несколько минут постоянно направлено какое-нибудь дуло.
– Не бывало таких, как ты. На кого так же железно можно было бы положиться. Зачем же ты так подвел меня? Это я, я во всем виноват. Правильно Маша на меня не посмотрела. Что надо сделать, чтобы все переиграть? Как ты мог! Ты же выживал там, где нам и не снилось!
4.
Меня стало двое.
Одни я – равнодушен. Мне все равно. Я будто со стороны чувствую дуло автомата между лопаток, смотрю на стены лифта, на плавно перемещающийся вверх указатель высоты, на холодное гладкое лицо переговорщика. Как в не слишком интересном кино, слушаю бормотание какого-то сумасшедшего. Кто это говорит?
А, ну да. Это говорю я.
– Война проиграна. Как теперь это отменить? По каким правилам в это играть? Может, там где-то остался автосейв? В нашей Стране время не всегда идет равномерно. Может быть, там кто-нибудь умеет поворачивать его назад? Я поищу и найду.