Однажды – примерно десять лет назад, если считать по времени Лабиринта – в моей жизни наступил момент, когда я перестал заблуждаться по поводу того, что могу научиться показывать сюда дорогу родным и друзьям. (Если хватит времени, я потом расскажу тебе, дорогой адресат, как это произошло. Всегда тяжело вспоминать истории своего расставания с иллюзиями).
Примерно тогда же местные впервые дали мне поручение в Лабиринт.
Не сразу, но очень скоро я научился их выполнять. И с тех пор уже не уходил из Фриланда без пачки заказов, большой или маленькой. Именно в те времена ко мне присоединился в путешествиях Морган, и это были веселые деньки, лучшие в моей жизни.
Но только около года спустя мы узнали, что в Стране существует Курьерская Служба.
А когда узнали, я тут же спросил у местных, нельзя ли и мне туда поступить? Местные ответили в том смысле, что, мол, сами пока справляемся. Я попробовал поискать, где базируется штаб Службы, не нашел и пока что бросил эту затею.
Чаще всего – особенно поначалу – поручения мои были проще некуда. Буквально: бросить письмо в любой почтовый ящик. Или: найти определенного человека и один раз посмотреть ему в глаза.
Всё. Ни разговоров, ни писем, ни посылок. Один раз поймать взгляд человека в трамвае. И отвернуться.
В первый раз, дорогой читатель, я тоже возмутился было. «Но какой в этом смысл?!» Мне ответили просто: «Ты поймёшь».
И я послушно вышел в Лабиринт, нашел нужного человека (это было несложно: мне дали имя и адрес). И посмотрел на него, столкнувшись в дверях подъезда.
Не то чтобы я чего-то ждал (хотя побаивался всякого). Но ничего не произошло.
И все-таки что-то произошло. Не спрашивай, как я это понял, любезный адресат. Худой бородатый парень, мой ровесник, невнятно пробормотал извинения и пошел своей дорогой, но я знал: что-то поменялось.
Когда я рассказал об этом во Фриланде, мне кивнули. «Это – чутье проводника, – сказали мне. – У целителей тоже есть что-то подобное, они всегда сразу понимают, когда пациент здоров». «И что же, этот пациент теперь здоров?» – спросил я. «Ну, не совсем. Как можно быть здоровым в Лабиринте?» – ответили мне.
Так что смысла большинства поручений я до сих пор не понимаю. Может быть, они помогают лабиринтцам? И если помогают, то каким образом? И помогают ли вообще? Может быть, их жизнь в результате изменяется – или, наоборот, избегает каких-то изменений? Их судьба совершает какой-то поворот? И если так, то в какую сторону?
И действительно ли я уверен, что в хорошую?
А может быть, некоторые из моих поручений – или вообще все они – это экзамен. И последствий никаких у них вовсе нет, кроме одного: во Фриланде проверяют, в ста ли случаях из ста я покорно иду и делаю то, что мне сказали. Может быть, еще ни одного настоящего поручения мне до сих пор не дали.
А может быть, даже и экзаменом они не являются. Может, это просто жест милосердия к неприкаянному проводнику-самоучке. С фриландцев бы сталось придумать такой способ дать почувствовать себя нужным. Так ребенку разрешают завинтить гайку и хвалят за несколько неуверенных движений ключом: вот молодец. Очень хорошо помог.
Штаб Курьерской Службы, к слову, мы до сих пор периодически принимаемся искать.
4.
– ...Очень, кстати, сложно так – когда ни имени, ни внешности, ничего. Поэтому я так долго и канителился. Ну и вот, я пришел в этот парк, посмотрел – она правда туда ходит каждый день. Сидит на одной и той же скамейке, иногда по многу часов, и ищет в яндексе. Плачет. Я придумал, как сделать передачу, Кэп мне помог. Передал, она обрадовалась, сразу рванула в этот Эктополь. Голдхейр, а зачем это всё было надо? Чем так замечателен этот байкер, что ради него надо проводников лично гонять на встречи?
– Интересное слово – «канителился», – задумчиво сказал Голдхейр.
Мы сидели у костра на берегу реки. Голдхейр молча слушал мой отчет и задумчиво разглядывал закипающий чайник. Рыжий возлежал на траве с видом императора вселенной, а Морган, разложив вокруг себя набор каких-то аккуратного вида изогнутых лезвий, точил деревянную заготовку, которая, по всей видимости, должна была вскоре стать рукоятью ножа.
– Давно я наблюдаю в этой Стране такую удивительную закономерность, – со скучающим видом сказал Рыжий. – Только успеешь задать какому-нибудь серьезному специалисту серьезный вопрос, как этот специалист тут же, не сходя с места, превращается в филолога-любителя.
– Не нервничай, – сказал Голдхейр, разглядывая чайник. – Сейчас мы дождемся кое-кого. И думаю, что ответов тогда вам будет вполне достаточно. Боюсь даже, как бы их не оказалось слишком много.
Морган хмыкнул, не переставая точить заготовку.
– Невозможно не верить фриландцу, – сообщил он и сдул с заготовки стружки. – Так что мы в это, конечно, верим. Но с трудом!
Голдхейр невозмутимо кивнул.
– Труд облагораживает, – сообщил он. – Именно поэтому ты сейчас выглядишь лучше своего друга.
– Тамбовский волк ему друг, – с царственной ленцой объявил Рыжий, слегка потягиваясь. – А кто должен прийти? И почему вы сразу не пришли вместе?