– Голдхейр бы нас предупредил, – предположил я. – Ему же не надо, чтобы я тут застрял. А он сказал просто: не лезьте в воду.
– Процесс взаимодействия зачарованной воды с организмом, – проговорил Баламут, глядя в небо. – В какой момент она перестает быть зачарованной и становится обычной?
– В твоем организме, Рыжий, все становится зачарованным, – лениво сказал Морган и зевнул, не раскрывая рта. – По крайней мере, в желудке у тебя точно черная дыра.
– Ой, можно подумать, кто-то тут меньше меня ест. А между прочим, после Теслы кроме меня для нашего прокорма никто палец о палец не ударил…
– Выдыхаешься, Рыжий... вяло…
– Ой, можно подумать, кто-то тут более бодрый... несмотря на то, что этот кто-то, в отличие от меня, дрых всю ночь…
– Заснешь тут, как же, под ваши концерты...
– ...Вставай, Мить, – сказал надо мной Рыжий.
Я открыл глаза. Худой силуэт Баламута был почти неразличим на фоне черного неба. Стояла глухая тишина, не слышно было ни реки, ни ночных птиц, и даже лисы сегодня почему-то не подавали голосов на окрестных холмах.
– Пора идти, – сказал Баламут. – Мы уже собрались. Голдхейр говорил, что надо успевать до полуночи.
Мы шли по лесу.
В лесу было как-то аномально темно даже для фриландской ночи: такая темнота и тишина бывает разве что в лабиринтских лесах, в безлунном ноябре. Не знаю, может, Морган что-нибудь видел или Рыжий своим звериным зрением. Я боялся оступиться и не мог разглядеть ничего, кроме ловких тощих ног Баламута, который танцующе ступал по палой листве прямо передо мной. Когда я поднимал глаза, то видел еще смутный силуэт, двигающийся в полуметре перед моим носом.
По правде говоря, мне все это не очень нравилось. Если бы не Голдхейр, который послал нас сюда, я бы предпочел обойти стороной этот лес.
Я споткнулся о лежащее бревно и чуть не упал на Баламута.
– Под ноги смотри, – обернувшись, тихо сказал он. Светлые глаза блеснули во мраке. Сам оборотень перешагнул это бревно, не задумавшись.
– Ничего, сейчас будет посветлее, – тихо сказал сзади Морган.
– А, ну да, ты же ни хрена не видишь, – пробормотал Рыжий. – Окэ, я постараюсь обходить, но тут таких до фига. Да, скоро будет совсем светло. Папоротник уже начался.
Я не понял, при чем тут папоротник, но промолчал.
Характер лесной подстилки изменился. Теперь это была практически голая земля, мягкая и рыхлая. Действительно, по ногам легковесными шелковыми лапами то и дело задевали упругие побеги папоротника.
– Пока что всё как на карте, – пробормотал Рыжий. – Смотрите. Видите?
– Ничего не... – начал я и тут же понял, что вижу. Откуда-то шел свет, такой тусклый, что очертания толстых стволов впереди, стоящих, наклонных, почти упавших, были как нарисованы черной краской на черном.
– Деревья, как трава, – сказал сзади Морган.
– Это не деревья, – отозвался Рыжий. – Смотри!
На огромной высоте над нами толстые чешуйчатые стволы раскрывались как бы гигантскими зонтиками.
– Это что, пальмы? – я озадаченно вертел головой и силился понять, откуда идет свет, потому что эти гигантские зонтики совершенно заслоняли небо.
– Офигеть, – сказал Морган тихо. – Это папоротники!
– Пошли, – отрывисто бросил оборотень. – Не тормозить.
Нет, мне все это совсем не нравилось. Зачем мы идем сюда? Тут мне кое-что пришло в голову.
– Рыжий, а покажи мне карту? – попросил я. Тот не остановился, только через плечо посветил на меня по-звериному желтыми глазами.
– Это не понадобится, – ответил он, отворачиваясь. – Тут уж сложно заблудиться.
– Покажи, – сказал я, стараясь догнать его.
– Карта у меня, – проговорил Морган сзади, и я повернулся к нему, услышав, как она зашуршала в его руках. – Но я не уверен, что тут можно будет на ней что-то разглядеть.
– Это не понадобится, – повторил Рыжий.
Крошечная точка белого света вспыхнула на земле, в зарослях справа от нас – как будто зажегся точечный фонарик. И тут же такой же – немного впереди слева. И вдруг, как будто открылись бесчисленные глаза, вокруг нас возникло множество белых сияющих пятнышек, побольше и поменьше, низко и высоко. Вдруг стало почти светло, и я увидел гигантские пальмы папоротников, неподвижные, глухо сомкнувшиеся над нами, цепочку наших следов на сырой неровной почве без единой травинки, ковер из крошечных слепящих белых пятнышек – каждое в окружении розетки из упругих спиралевидно закрученных молодых стеблей, – редкие тонкие хвощи в человеческий рост, Моргана, Рыжего.
– Если хотите, собирайте, – отрывисто бросил оборотень через плечо. – Хотя не думаю, что от них будет богато толку. Не отставайте, главное.
В такого рода вещах Баламут разбирается гораздо лучше нас. Я и сам тут же понял, о чем он говорит: светящиеся пятнышки не были цветами – только бутонами. Морган наклонился, на ходу сорвал из-под ног маленький бутончик и аккуратно спрятал его в объемистый карман на рукаве.
Баламут перешел на бег.