Он всегда бросался такими безответственными словами, но сегодня отец реагировал на удивление терпеливо. Видимо, он в самом деле был не на шутку встревожен.
– Я не понимаю, в чем конкретно ты постоянно нас обвиняешь, – сказал он. – Ты ведь еще в детстве заранее решил, что мы занимаемся только подлогами. А мы никогда не делаем ничего без оснований! Мы в конечном итоге всегда действуем на благо людей, слышишь, всегда!
– Только этого благого конечного итога что-то не особо заметно со стороны, – ответил Герман, с любопытством глядя на него.
– А ты позамечай! Мы защищаем родину от врагов! Откуда такая ненависть к собственной родине?
– Объявили себя родиной, а людей врагами, – процедил Герман, – и их же телами от них же защищаете собственные интересы…
– Вот ты говоришь: за нами нет контроля. А ведь за нами ого-го какой контроль! Вон, спроси у своего брата. Я его специально вызвал. Спроси его, он только поступил в академию, а сколько ему уже приходится писать отчетов? Сколько заполнять анкет? Сколько ему уже пришлось выучить инструкций, спроси, спроси у него!
– И всё это необходимо, – сказал Ника. – Для контролирующих органов наша работа должна быть совершенно прозрачной. И я готов служить.
– Ну еще бы. Никочку допустили к делу государственного значе-ения, – пропел Герман, вытягивая губы трубочкой. – Никочкино чувство собственной важности теперь охраняется ведомственной охраной…
– Не надо пытаться поддеть его, – сказал отец. – Его психологическая устойчивость всегда была на высоте. И он прав. Мы – строители системы. Мы держим ее на своих плечах, и это не так-то просто – обеспечивать ее устойчивость, особенно когда всякие... лоботрясы пытаются ее качать. Просто так, от нечего делать! Как будто это не их благополучие от нее зависит!
– Их благополучие? Точно не ваше? – прошипел Герман, и впервые сегодня Ника услышал в его голосе настоящую эмоцию. – Их дети мрут на вашей бездарной войне! А мы – учимся в элитных академиях!
– Герман, – сказал отец, – а ведь я тоже человек. Мне тоже может быть больно. Да, мне есть что терять. И я не иду на войну. Потому что моя война – здесь. И, может быть, ты не поверишь, но в этой войне тоже бывают потери. Знаешь, сколько потерь? Знаешь, каких людей мы теряем? Знаешь, сколько раз было, что я хватал себя за руки, табельное прятал от себя, боясь ночью спустить курок на нервяке, ты, неблагодарный мальчишка! Ты думаешь, я по земле не хожу? Хожу по той же самой земле, уверяю тебя…