Письмо в Лабиринт (СИ)

Но брат уже успокоился. Расслабленно обмяк в кресле и сказал равнодушно:

– Ага. Только заборы повыше. И волкодавы позлее.

– Пап, да что ты его слушаешь, – сказал Ника. – Люди? Дети? Ты серьезно хочешь, чтобы мы в это поверили? Ты же за всю свою жизнь ни для кого, кроме себя, палец о палец не ударил. Ведь это всё отмазки, чтобы не учиться, а волочиться по своим притонам, потреблять там всякую мерзость и благополучно сдохнуть где-нибудь в подворотне от СПИДа!

Герман усмехнулся.

– И что? – насмешливо спросил он. – Я теперь должен психануть и убежать, рыдая? – Он завозился длинными ногами и вылез из кресла. – Хорошо. Освобожу себя от вашего обременительного присутствия. Я поступлю учиться, довольны? Но только туда, куда сам решу. Хозяева жизни, вашу мать.

Он чуть не по локоть засунул руки в карманы и с наглым выражением на морде удалился из кабинета. Дверь хлопнула.

– Николай, – глядя ему вслед, сказал отец, – откуда это в нем? Откуда мне взять сил?..

4.

Еще через несколько лет Герман торжественно вступал в студенческую столовку. Столовка принадлежала тому вузу, в котором он не так давно окопался, держа оборону от отца. Да, оборона Ники оказалась разбита, и очень давно; уже много лет Герман был вынужден беспомощно наблюдать, как Ника тонет, и он совсем ничего не мог с этим сделать! Но себя он не был намерен отдавать дешево. Сейчас была в самом разгаре операция «матмех»; как минимум еще года три можно было повалять дурака, маскируясь под зажравшегося бездельника, который из каприза и глупого протеста поступил в «народный» вуз. А потом у Германа намечалась кочевка по реабилитационным клиникам. А потом можно было придумать еще что-нибудь.

Но у него не было иллюзии, что он победит. Победить эту систему было невозможно. Однако никто не мог запретить ему из нее сбежать. В качестве последнего средства у него всегда оставался передоз.

Он лелеял эту мысль, как самурай лелеет ритуальный кинжал кусунгобу.

Пока что, однако, жизнь продолжалась! Он вступал в облезлый столовский зал скромно, без лишней помпы; на локте у него болталась восхитительная дюймовочка, а вслед топало полдесятка подписчиков. И жизнь оставалась бы прекрасной, если бы прямо посреди зала, непосредственно на траверзе, он не увидел Нику.