Плач

Николас достал из сумки перо и бумагу. Флетчер кивнул ему в сторону чернильницы, а потом сложил руки на груди, прислонился к спинке стула и стал рассказывать:

— Где-то после девяти вечера десятого числа, как только стемнело, ко мне пришел один из моих караульных. И сказал, что убили печатника с Патерностер-роу, Армистеда Грининга, а также доложил, что его сосед мастер Оукден, нашедший тело, поднял шум и крик. Я послал сообщение коронеру и пошел на Патерностер-роу. Оукден был там и выглядел очень расстроенным и взволнованным. Он сказал, что со своим подмастерьем работал допоздна у себя в типографии, пользуясь последними лучами солнца, и вдруг услышал громкий крик из мастерской Грининга рядом — тот звал на помощь. Потом раздались удары и крики. Мастер Оукден — человек состоятельный, а у Грининга был мелкий бизнес, его типография чуть больше деревянной лачуги.

— Значит, это не очень безопасное место, — заметил я.

— Да, действительно. Мастер Оукден сказал мне, что бросился посмотреть. Дверь была заперта, но он ее выломал и едва успел заметить двоих здоровенных оборванцев, которые убежали через боковую дверь. Помощник мастера Оукдена, старик, оставался в дверях типографии Оукдена, но видел, как двое выбежали и через стену позади сарая перелезли в сад. Он все подробно описал. Мастер Оукден хотел было броситься за ними, но заметил, что типографию подожгли — на кипу бумаги уронили лампу.

— Они хотели сжечь место преступления? — спросил Овертон.

— Если б его сожгли и на пожарище нашли обугленное тело, — сказал я, — смерть Грининга можно было бы приписать случайно возникшему пожару.

Флетчер кивнул:

— Я так и предположил. Как бы то ни было, Оукден увидел огонь и поспешил его потушить, пока тот не добрался до краски и других типографских материалов. Они очень огнеопасны, и пламя могло бы перекинуться на его мастерскую.

Я согласно кивнул. Летом пожары были одним из ужасов Лондона, а для печатников, наверное, особенно пугающим.

— Потом он увидел, что мастер Грининг лежит в луже крови рядом со своим прессом и голова его пробита, — нахмурился констебль. — Я тогда слегка рассердился на мастера Оукдена за то, что после своего заявления он ушел и на несколько часов где-то пропадал. Сам он потом сказал, что во время дознания был так потрясен случившимся, что ему было необходимо пойти выпить, и он пошел в какую-то таверну у реки, которая не закрывается после вечернего звона. — Эдвард пожал плечами. — Однако до того, как уйти, он рассказал мне все, что знал, а он слывет честным человеком.

Я напомнил себе, что в эти часы Оукден был в Уайтхолле.

Рассказчик в нерешительности замолк, а потом продолжил:

— Должен вам сказать, что у меня уже было указание присматривать за мастером Гринингом. Он был известен своими экстремистскими религиозными взглядами и дружил с радикалами. Три года назад его плотно допрашивал епископ Боннер о некоторых книгах Джона Бойла, которые контрабандой привезли из Фландрии. Доносили, что Грининг был одним из распространителей. Но доказано ничего не было. Однако странная вещь: его типография была маленькой, всего с одним станком и одним подмастерьем, но он сумел держать свой бизнес на плаву несколько лет, хотя вы знаете, каким рискованным делом является книгопечатанье.

— В самом деле. Нужны деньги, чтобы вкладываться в оборудование, — согласился я. — А когда книга напечатана, нужно продать большой тираж, чтобы получить хоть какую-то прибыль.

Флетчер согласно кивнул.

— При этом он был молодым человеком, всего-то тридцати лет, а его родители, полагаю, не очень богаты.

— Насколько я понял, это всего лишь мелкие фермеры.

Констебль вдруг бросил на меня подозрительный взгляд.

— И тем не менее они позволили себе нанять сержанта юстиции?

— Они связаны с человеком, перед которым я в долгу.

Эдвард внимательно посмотрел на меня и стал рассказывать дальше:

— Были допрошены знакомые Грининга, в том числе несколько радикалов, за которыми епископ велел нам присматривать. У всех было алиби и никаких мотивов убивать его. Он не держал в типографии денег. Жил там же, где работал, спал на выдвижной кровати в углу. В кошельке у него нашли несколько шиллингов — их не тронули. Он не был женат, и, похоже, у него не было никакой женщины.

— Какого сорта радикалом он был? — спросил я.

Флетчер пожал плечами:

— Его и его дружков считали сакраментариями, но, может быть, они были другими. Я слышал, родители Грининга — старые лолларды. А сегодня старый лоллард может стать анабаптистом. Но никаких доказательств не было найдено. — Эдвард снова с подозрением посмотрел на меня, словно задумавшись, не являюсь ли я сам радикалом.

— По дороге сюда мой ученик говорил мне, — непринужденно сказал я, — что достаточно веровать так, как велит король.

— Да, — согласился Флетчер, — это безопаснее.

— А что насчет его подмастерья?

— Здоровенный нахальный парень. Я бы не удивился, окажись он тоже радикалом. Но в ночь убийства он был дома с матерью и сестрами, и все говорят, что он хорошо ладил с хозяином. Теперь его взял на работу мастер Оукден.

— А те двое, которых видел помощник?