Плач льва

Артем уже убирает руки с поручня и практически поворачивается спиной к загону, но все же улавливает краешком глаза легкое мелькание в, казалось бы, непроглядной темени пещеры. Очень медленно, будто боясь спугнуть мираж, стряхнуть наваждение, он снова смотрит в вольер. Он не ошибся. В черном проеме горят два кошачьих глаза. Еще мгновение, и появляются очертания льва. Еще полсекунды, и на свет показывается лапа, потом другая, и вот уже вся львица выходит из пещеры и садится рядом со входом. Садится так, как сидела обычно на цирковой тумбе: склонив голову вправо, чуть выставив вперед левую лапу, шевеля ушами, стараясь не пропустить ничего из происходящего вокруг. Она слушает, и Артем дает ей услышать.

— Диана! — шепчет он, раздраженно стряхивая с себя руку назойливого служителя, что уже силой пытается оттащить его от загона.

Уши замерли, глаза сузились, мышцы напряглись.

— Диана! — повторяет Артем чуть громче.

— Ты знаешь, как зовут нашу кошку? — удивленный работник зоопарка от неожиданности даже отпускает Артема, но тот ничего не отвечает. Он неотрывно смотрит на ту, что уже поднялась и теперь не отрывает от него взгляда.

— Диана!

Она делает шаг.

— Диана!

Другой.

— Диана! Диана! Диана! Иди сюда, Ди, моя девочка!

Но она не идет. Она бросается с такой скоростью, что Артем пугается: она не успеет затормозить перед глубоким рвом, что отделяет опасного хищника от посетителей. Успевает. Останавливается и тут же начинает метаться из стороны в сторону, кричать, плакать, просить. Артем не мечется и не кричит. Он плачет беззвучно до тех пор, пока не находит в себе силы прошептать:

— Помнит!

Потом повторяет чуть громче, затем в полную силу, и так повторяет и повторяет, пока не бросается в безудержной радости на шею служителю, не начинает тормошить незнакомого человека и повторять в приступе безудержного счастья:

— Она помнит меня! Помнит! Помнит, понимаешь?

— Да кто ты есть-то?

— Я — Порошин. Порошин. Ну, дрессировщик. Я ее отдал сюда, понимаешь?

— Ах, отдал…

— Знаю. Подлец. Она не простила, наверное.

Работник зоопарка лишь молча пожимает плечами, выражая тем самым свое полное согласие с ходом мыслей Артема.

— А что делать-то? Как прощения просить? Чего говорить-то?

— Это ты у нее спрашивай.

— Диана, я… — начинает Артем, но львица вдруг замирает, разворачивается скачком и кидается обратно в пещеру.

— Не хочет она тебя слушать, однако. Видно, и у зверя есть память сердца.

Может ли Артем сказать что-то в свое оправдание? Не может. Нет у него оправданий. И прощения ему, видно, не будет.

— Гляди-ка! А это что? — Служитель показывает на вход в пещеру.

Артем вглядывается в темноту. Оттуда за ним наблюдает не одна пара глаз. Слышится недовольный, повелительный рык, и в вольере один за другим появляются три львенка, а за ними — торжествующая мать.

— Ишь ты! В первый раз показала! А ты — везунчик, похоже. Простила она тебя, парень, простила.

Артем любуется малышами, щурящимися от яркого света, испуганными, жмущимися к матери, втягивающими незнакомый воздух любопытными ноздрями, потом переводит взгляд на Диану. И мерещится ему, что видит он через ров, через разделяющие их метры, годы и целую вечность гордую, довольную и всепрощающую улыбку льва.

Служитель давно уже отправился восвояси, львята крепко спят в недрах глубокой пещеры, а их мать все еще лежит у края рва, положив морду на лапы и слушая, как человек у вольера торопливо говорит, стараясь рассказать все и сразу. Артем несколько раз порывается уйти, но едва только делает несколько шагов в сторону, как львица поднимает голову и начинает протяжно выть. И так снова и снова. Попытка за попыткой. До самого утра. До тех пор, пока Артем не говорит:

— А у меня репетиция сегодня, Ди. Я совсем не посплю и сорву представление. Вот это будет номер, представляешь?

Сложно сказать, поняла ли она его. Наверное, нет. Скорее всего, просто пришло время кормить котят, поэтому Диана наконец поднимается и, негромко рыкнув на прощание, исчезает в пещере. Но Артему хочется верить в другое. Кажется, она знает и чувствует: следующей встречи им уже не придется ждать так долго. А еще эта львица, эта артистка, как никакая другая, понимает: нельзя срывать представление.

30