Пламенные эвкалипты

— Ничего такого… я не делаю, — сказала Эбби, став спиной к перилам, чтобы Сибил не увидела, как Макс поедает окорок. Она, конечно, была не настолько храбрая, чтобы прыгнуть с такой высоты, но куда более странным было то, что Сибил это обеспокоило, даже не верилось.

— Ты что, собралась… — Сибил, сбитая с толку, осеклась.

— Что? Бросаться с балкона? Конечно нет, но почему это вас так взволновало? — спросила Эбби. — Думаю, вы были бы только рады избавиться от меня хоть так, хоть этак.

— Так я и знала, тебе лишь бы обратить на себя внимание, — съязвила Сибил. И направилась к себе в спальню, оставив Эбби одну.

Эбби вздохнула и утерла слезы. Если б не доброта Джека и не боязнь снова провести ночь в чистом поле, она бежала бы из Бангари куда глаза глядят.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Уинстон дожидался сына Эбенезера Мэйсона с тех пор, как послал ему извещение еще в день смерти его отца, и, когда у Холла остановился его экипаж, он поспешил открыть парадную дверь. Хит взбежал по лестнице через две ступеньки; судя по выражению лица, он был крайне раздражен. Уинстон гадал — может, о смерти отца он узнал от кого-то другого, хотя и понимал, что такое невозможно.

— Доброе утро, сэр! — произнес Уинстон в порядке приветствия, но Хит, не удостоив его ответом, прошел прямо в дом. Он даже не заметил, что вид у дворецкого был непривычно удрученный.

В передней Хит наконец обратился к дворецкому:

— Неужели, Уинстон, дело такое важное! Отец, что ли, болен?

У дворецкого внутри все оборвалось. Хит, очевидно, не знал, что случилось, и теперь перед ним стояла трудная задача все ему рассказать.

— Почему вы не прибыли сразу же, сэр? Два дня тому назад я отправил вам извещение с просьбой приехать до обеда, потому как дело и впрямь весьма

важное. Новости у нас слишком печальные — в двух словах не описать.

Вид у Хита был негодующий.

— Да будет вам известно, я принимал у себя одну восхитительную особу. Но час назад, увы, ей пришлось возвращаться в город, иначе меня бы здесь не было. — При этом, однако, он не счел нужным добавить, что за городом эта особа навещала свою родню, а дома ее ждал муж. — Так что там старик, подхватил простуду? Надеюсь, это не смертельно?

Он сбросил с себя куртку. Хотя пора стояла жаркая, Хит гордился тем, что во всякое время облачался в стиле сквайра, отдавая предпочтение английским костюмам тонкого сукна. Ему шли респектабельные одежды, благо он был высок ростом и обладал привлекательной наружностью. У него были светло-каштановые волосы, глаза с поволокой, высокие скулы и волевой подбородок. А нос, в отличие от отцовского, тонкий и прямой. На поверку у него не было ничего общего с Эбенезером. Но, невзирая на разногласия между ними, Эбенезер, как практичный делец, иногда привлекал нерадивого сына к участию в сделках по продаже скота, пасшегося на обширных угодьях Мартиндейла, что приносило Хиту неплохой доход в виде комиссионных.

Уинстону претило такое отношение Хита, но вида он не показал.

— Нет, он не простудился, мастер Хит, — почтительно выговорил дворецкий, принимая у Хита куртку.

— Я так и думал, — бросил Хит, выхватывая куртку обратно. — Какого же черта ему приспичило посылать за мной в такое время?

Отец никогда не выказывал хоть маломальской привязанности ни к нему, ни к его матери. И Хит, не чувствуя никаких угрызений совести, питал к отцу полное безразличие. Он даже сомневался, любил ли его отец хоть когда-нибудь.

Уинстон держался прямо, хотя и потупил взор.

— Хозяин скончался, сэр. Прошу принять мои соболезнования.

Хит остолбенел.

— Что?

— Одна из служанок нашла его мертвым в постели утром два дня тому. Мы полагаем, он скончался ночью. Я известил вас письмом с просьбой приехать незамедлительно.

Хит побледнел, вспомнив, как наплевал на записку, потому как весело проводил время с Флоранс Беркшир.

— Я… понятия не имел, что дело настолько серьезно, — проговорил он, направляясь в курительную. Он ждал чего угодно, только не этого — ему захотелось напиться. Конечно, с последней женитьбы Эбенезера он не поддерживал с отцом отношений, но у него просто в голове не укладывалось, как можно умереть в пятьдесят три года. Достав из буфета бутылку виски, он плеснул себе побольше и опрокинул все разом.

Обшитая дубом курительная была любимой комнатой отца. Там по-прежнему ощущался запах сигарного дыма, и даже не верилось, что отца больше нет. Хит оглядел комнату, украшенную охотничьими трофеями и памятными вещицами, которые Эбенезер привез из странствий по самым глухим уголкам Африки и джунглям Цейлона, и попытался вспомнить, когда виделся с отцом последний раз. Но не смог. Тут ему пришло на ум, что все эти церемониальные самурайские доспехи, персидские сабли и копья из Папуа, выставленные на обозрение в курительной, — все это теперь принадлежит ему. Так какая разница, помнит ли он, когда разговаривал с отцом последний раз, или нет.

— Где тело? — спросил он стоявшего у входа дворецкого.

— Вчера пополудни его забрал Сэмюэл Макдугал из похоронной конторы Макдугала, сэр.

Мысли путались у Хита в голове.

— Вы вызывали врача, когда нашли отца?