Пламя дьявола

Разумеется, она все время остро чувствовала его присутствие и острота этого ощущения не ослабевала ни на секунду с момента его появления в комнате. И она вынуждена была постоянно следить за собой, чтобы не вздрагивать от случайных прикосновений его бедра, так как он сел на одну с ней скамью и придвинулся очень близко. За обедом она могла есть и предаваться своим мыслям о том, что ждет ее впереди. Языковый барьер выключил ее из общей беседы, хотя Витас и переводил ей кое-какие фразы, которые могли, по его мнению, заинтересовать девушку.

— Хорошо, что ты ничего не понимаешь, — заметил он однажды вполголоса, подавая ей тарелку с теплыми кукурузными лепешками. — Мария очень любит вспоминать о том, каким изумительным, похожим на ангела, ребенком я был. Уверен, что ты не сумела бы скрыть свое недоверие по этому поводу.

Рэчел с усилием улыбнулась, чувствуя на себе счастливый взгляд Марии, с видимым удовольствием наблюдавшей за ними. Она подумала о том, сколько лет может быть Марии. По всей вероятности, немногим более сорока, и дети ее еще совсем малы, значит, она сама была еще ребенком, когда нянчила Витаса.

— Ей было пятнадцать, когда мама наняла ее, — уловила она его шепот, было похоже, что он совершенно точно угадывает все ее мысли. — Она была старшей из девяти детей в семье, так что она уже преуспела в уходе за детьми, и к тому же она очень любила малышей. — Он улыбнулся. — Мария говорит о том, что единственное ее желание — это дождаться, чтобы ее дети выросли, и тогда она занялась бы уходом за моими.

Рэчел положила вилку, горло ее болезненно сжалось, — она представила себе Витаса отцом, представила, как смягчится и станет нежным его смуглое лицо при взгляде на белоснежный сверток в чьих-то руках. Еще раньше она заметила, как бежал к нему сын Марии, и как Витас весело смеялся, подкидывая его в воздух. До того момента ей и в голову не приходило, что он может любить детей или что ему может быть присуще желание обзавестись семьей, но теперь эта мысль снова пришла ей в голову. Она вспомнила, как он говорил о Лляносе и о том, что может найти там свое будущее, и стала гадать, не там ли он собирается построить собственный дом.

Она все еще не знала, из какой семьи он происходит, но те крохи информации, которые он дал ей, явно свидетельствовали о том, что первое ее впечатление о нем было в корне неверным. Теперь она понимала, что он не мог быть бывшим ковбоем, что, однако, не делало его менее загадочным. Кроме того, семья, где держали няню, должна была быть достаточно состоятельной. Но сам факт, что он не желал ничего рассказывать Рэчел об этом, показывал, что, по его мнению, ей это знать совершенно ни к чему. Она будет с ним рядом слишком недолго, чтобы это имело какое-то значение. При этой мысли настроение у нее сразу испортилось, и она грустно склонила голову.

Когда ужин закончился, девушка поднялась следом за Марией и жестами предложила ей свою помощь в уборке. Но ее предложение, так же жестами, было отклонено. Рэчел снова опустилась на скамью. Принесли пиво для мужчин, а для нее — бокал с напитком из тростникового сока, который Витас назвал quarapo[9]. Рэчел отхлебывала его потихоньку, так как он показался ей довольно крепким.

Мария убрала со стола тарелки, увела детей вглубь дома, причем те пошли за ней с явной неохотой. Рэчел догадалась, что их отправляли спать. Мария отсутствовала довольно долго, а вернувшись, она почти заговорщицки поманила Рэчел за собой.

Скоро девушка поняла, в чем было дело. За ширмой в освещенной лампой спальне была готова ванна для нее. Мария, непрерывно о чем-то болтая, втянула ее за собой в комнату и жестом показала, что Рэчел может раздеться и лечь в воду. Рэчел заколебалась. Как объяснить этой бывшей няне, которая ни слова не понимала по-английски, что она, Рэчел, не привыкла принимать ванну в чьем-либо присутствии? Разве что призвав в переводчики Витаса, а уж это она не сделает ни в коем случае.

Она тоскливо посмотрела на чуть парящую воду, в которой плавали какие-то размятые зеленые листья, которые, кстати, приятно пахли.

Рэчел повернулась и увидела, что Мария стоит у кровати, держа в одной руке седельную сумку, а в другой разорванную рубашку и бюстгальтер, которые Рэчел забыла сжечь. Лицо женщины выражало испуг, даже потрясение, когда она подняла порванную одежду и повернулась к девушке, глядя на нее очень серьезно и вопросительно.

— El Senor? — Голос Марии был испуганным, но стоило Рэчел покачать отрицательно головой, как лицо ее прояснилось, хотя она и казалась еще удивленной. “И для этого есть причины”, — подумала Рэчел и начала неохотно расстегивать рубашку.