Пламя дьявола

Рэчел запила омлет двумя чашками крепкого кофе и почувствовала себя значительно лучше. В какой-то степени она чувствовала и облегчение от того, что не столкнулась с Витасом сразу по пробуждении. Ей жутко было представить себе, как она станет с ним разговаривать, и как он посмотрит на нее при встрече. Уж очень унизительной для нее оказалась прошлая ночь, — горько размышляла девушка. Значит, он не ожидал найти ее закрытой волнами белоснежной ткани. Но ведь она и сама этого не ожидала, но не могла поверить, что выглядела в этой одежде столь уж отталкивающе. Ясно, что упаковка оказалась недостаточно экзотической для его вкуса, — говорила она себе. Возможно, он предпочел бы черное кружево, которое только оттеняло бы, а не скрывало, — мысль эта страшно разочаровала ее.

Она заметила, что Мария исподтишка наблюдает за ней, и постаралась принять невозмутимый вид. “Женщина, наверно, неправильно истолковывает мой утомленный вид и заспанные глаза”, — подумала Рэчел грустно.

Она посмотрела на часы и с ужасом увидела, что уже полдень. Им давным-давно следовало бы выехать. Где же Витас? Что он делает? Несмотря ни на что, его первой обязанностью было проводить ее до Диабло, как он ей обещал.

Она вышла на веранду и стояла там, глядя на уходящую вдаль дорогу, но там не находила его следа. Мария вышла за ней и с беспокойством следила за выражением ее лица. Рэчел снова взглянула на часы.

Последующие несколько часов она провела бесцельно слоняясь по комнатам и по двору. Время тянулось неимоверно медленно, а ее осторожные предложения помочь Марии были с улыбками отклонены. Один раз она попыталась прилечь, но так вертелась на постели, что решила лучше подняться.

Самое странное во всем этом было то, что Мария не проявляла беспокойства из-за отсутствия мужчин и в ответ на вопросы Рэчел лишь улыбалась и пожимала плечами.

В конце концов Рэчел вышла на веранду и села в качалку. Настроение ее падало с каждой минутой. Было около четырех часов, когда ей пришло в голову, что он может вообще не вернуться. Она положила веер, которым отмахивалась от мошек, и резко выпрямилась в кресле.

— “Бог ты мой, — подумала она, — но ведь этого не может быть. Он не мог… он не бросит меня вот так запросто. Или да?”

Тот факт, что он стал для нее необходим, как воздух, не исключал и другого факта: она его практически совсем не знала. Речел крепко сцепила пальцы, чтобы они перестали дрожать, и набрала в грудь побольше горячего влажного воздуха. Может, он всегда так делает. Уезжает и все. Может, весь восточный склон Кордильер усеян брошенными им женщинами, и все они сидят, как само Терпение на памятнике и слегка улыбаются.

Может, через некоторое время подойдет Мария и сообщит ей эту новость на языке жестов.

“Да прекрати же, — приказала она себе. — Ты просто смешна. Если уж он решил бы тебя бросить, то зачем ему оставлять тебя у собственных друзей, тем более у идеализирующей его Марии!”

“Все равно он исчез безо всякого объяснения, — спорила она сама с собой. — А его исчезновение означает, что мы прибудем в Диабло, по крайней мере, на один день позже”.

Она почувствовала, что краснеет. Может, он пришел к выводу, что больше ее не хочет, и его исчезновение — просто способ дать ей это понять.

Она беспокойно поднялась и вернулась в дом. Мария сидела у стола, перед ней стояла потрепанная картонная коробка, на лице у нее была нежная улыбка, и Рэчел стало стыдно за свое дурное настроение. В конце концов Рамона ведь тоже нет, а Мария явно считает это нормальным явлением, а не концом света.

Мария подозвала ее жестом и показала на скамейку рядом с собой. Ее просили подойти и посмотреть, что у Марии в коробке. Ей стало стыдно, что Марии приходится изобретать для нее развлечения. По крайней мере, надо было сделать заинтересованный вид и выполнить ее просьбу.

Оказалось, что притворяться ей не пришлось. В коробке были фотографии. Ей показали Витаса ребенком, Витаса — удивительно красивым маленьким мальчиком, и его же — подростком, который несмотря на недавно появившуюся на глазу повязку, глядел в объектив смело и уверенно. От этой храбрости и жесткого взгляда мальчика у нее заныло сердце. Контраст между весело смеющимся в объектив ребенком и разочарованным жизнью подростком был слишком разителен. Лицо Витаса уже несло на себе печать ответственности и страданий, и ей было горько видеть это.

Были там и другие фотографии. С помощью Марии она без труда узнала его красивую темноглазую мать и хорошенькую сестру. Портрет покойного отца произвел на нее особенно сильное впечатление. Ей казалось, что она видит Витаса, каким он будет через двадцать лет. Была там и фотография отца и сына вместе. Витас сидел на спине пони, а его отец стоял рядом и придерживал луку седла, как бы предохраняя его от падения. Рэчел заметила, что, когда Мария передавала ей это фото, глаза ее наполнились слезами, и догадалась, что снимок был сделан незадолго до трагедии, постигшей семью.