Пламя, или Посещение одиннадцатое

Спать не давала. Ладно – когда вставать мне рано надо было на работу – и Машку не было нужды просить, вместо будильника служила. А в выходные?.. Хоть изолентой рот ей склеивай. Чуть свет – она кричит во всё своё воронье горло, одеяло клювом с меня тянет. Догадался я её прятать в печку-голландку, давно уже нерабочую, пока не высплюсь. Посажу её туда – там ей всё ночь, ни звуку от неё. Молчит, пока не открою. Только освобожу, тут же и завопит, размахивая крыльями, – злится на то, что одурачили её, разумную не в меру; клюёт при этом меня больно в ногу: вот тебе, дескать, получи. Зычно закаркает: жрать, мол, давай – проголодалась.

Но и она меня однажды развела в отместку.

Я за столом, печатаю на машинке. Она сидит в углу, на меня, как на дурачка, лукавым взглядом смотрит. Фаянсовая тарелка, в которую я клал для неё корм, стояла возле печи-голландки на куске крафта, чтобы пол ворона не пачкала.

Попечатаю я, попечатаю, пойду на кухню чаю попить. Только устроюсь, слышу: ну, что за напасть, моя машинка заработала – кто-то по клавишам стучит. Иду в комнату, вижу: возле машинки никого, ворона там же, где сидела, – в углу, хвост себе самозабвенно чистит, на меня не глядя даже.

Иду на кухню, и опять – моя машинка, слышу, заработала. Не слуховая же галлюцинация. И я не пьяный, чтобы чудилось мне.

Заподозрил я ворону. Ну, думаю, подловлю тебя, зараза. Пью чай, слышу «работа» началась. Поднимаюсь осторожно, чтобы не скрипнуть, со стула, иду по коридору тихо к комнате, заглядываю: увлеклась, не слышит, как я подступил, выбивает носом дробь по крафту – звук один в один, как шлёпает моя машинка.

Ох и рассердилась же она, когда вдруг поняла, что не всё ей, но и её перехитрили, – на «курсовую» мне со зла нагадила. В моё отсутствие, конечно. И верхний лист пришлось перепечатывать.

Крыло у неё зажило. Улетела она от меня. В открытое окно. Я не препятствовал. Несколько раз наведывалась после в гости, на подоконнике сидела, на стол ко мне захаживала, но ничего на нём вредного и оскорбительного не оставляла. Руку протянешь к ней – несильно тюкнет в неё клювом, как поздоровается. Потом не стала прилетать – потеряла интерес ко мне, наверное. Много и без меня забот ли появилось: детей, к примеру, завела.

Ластик розовый лежал на столе, возле машинки, потерялся – она, наверное, стащила. Может, на память обо мне. Ну, ладно.

Жива, пожалуй, – живут они, как говорят, долго. Как щуки. Как черепахи ли гигантские. И пусть живёт, мой век не заедает.

Дошёл до Гатчинской, свернул к Большому.

Кинотеатр «Молния». Кино здесь смотрим иногда. Порой и «фестивальное». Очередь с утра занимать надо. Ещё и купишь ли, хоть и отстоишь, билеты. Афиша, вижу: «Леопард на снегу». Великобритания – Канада. Скажу Яне, может, сходит. Если ещё сейчас её увижу. Три дня кино будет идти, если и вовремя вернусь, я не успею.

Живёт Яна в доме под номером тридцать один. Второй двор. Парадная направо. На последнем, шестом, этаже. Снимает комнату.

Во дворе, слева от парадной, от стены и до стены другого корпуса низенькая, всего в полметра высотой, перешагнуть её легко, чугунная решётка-ограждение. Дальше забор кирпичный, тоже невысокий, за которым – баня. Та – Шаляпинская. Первый этаж её забором этим скрыт. Из всегда, даже и в стужу зимнюю, отпахнутых форточек второго этажа вытягивает густой пар и доносятся неразборчиво возгласы и перекрикивания моющихся: пар-то такой, немудрено и заблудиться. «Ау» услышишь, странным не покажется. Я там Илью однажды потерял. Скоро нашёл его, конечно. Спорил наш Алкивиад с каким-то мужиком в парилке. О жёнах Генриха Восьмого. Казнил какую, а с какой развёлся, какая мирно умерла. Потом они ещё и в раздевалке спор вели научный. Уже о Фридрихе Великом, Старом Фрице. После чего уж водки выпили в Введенском садике. Не подрались.

Между забором и решёткой небольшая площадка. Без асфальта. Цветы, что ли, на ней когда-то выращивали? Капусту ли сажали во время блокады? Может быть. Теперь общаются на ней коты и кошки. Не меньше тридцати. И все – на самом деле! – косоглазые. Как «привлекательные» дети Майя. Честное мореманское, не сочиняю. Кто здесь живёт или кто хоть один раз заглядывал в этот двор, могут, изрядно впечатлившись, подтвердить. Больше такого чуда я нигде не видел. Нормальных нет тут. Соседка Янина сказала, что у них страбоз. Не знаю, что это такое и отчего он возникает? Ещё вопрос: сразу у всех?