Мария Борисовна вспоминала, как несла мины, как обыскивали ее полицаи. Не забыла упомянуть и о газете «Известия», которую держала в руке во время обыска.
Хатагов слушал, иногда покачивал головой, а потом встал, подошел к Осиповой, обнял и трижды крепко поцеловал эту мужественную женщину. «Детей потеряла в Минске, вся душа ее горем залита, а с какой самоотверженностью работает в бригаде», — подумал он.
— Фекла Андреевна! — вдруг окликнул хозяйку Федоров. — Что же мы за люди такие? Гости-то наши голодные все, а мы их словами кормим.
— У меня стол накрыт, — отвечала хозяйка. — Жду да кланяюсь, пожалуйте, дорогие, хлеб-соль вам.
— Вот это другой разговор, — оживился Федоров, — поешьте и без разговоров — в постель! Спать!
— Нет! Возражаю! — проговорил Хатагов. — В Янушковичах хотя и спокойно пока, а все же надежнее будет в Рудне. Здесь дорога — могут и каратели пожаловать.
— Это верно! — согласился Федоров. — Ну, тогда короткий привал — и айда в глубь леса.
— Совсем другое дело, — оживился Хатагов и обратился к Ивану Плешкову, который сопровождал героинь: — Заседлай лошадей, дружище, для нас и подготовь подводу женщинам и детям!
— Есть подготовить лошадей! — отчеканил Плешков и вышел из дому.
Фекла Андреевна радовалась так, словно двое ее сыновей вернулись домой с фронта. Она нет-нет да и подойдет к Осиповой, шепотом спросит:
— Маша, скажи, а бомба-то взорвалась?
И Мария ей тоже на ухо:
— Командир приказал нигде ни слова об этом. Но, кажется, да!
Фекла Андреевна отходила и, останавливаясь перед иконой богоматери, крестилась, шепча: «Благодарю тя, Христе боже наш, что Маша живая домой вернулась».
Сестры — Елена и Валентина — смотрели на маленькую, щупленькую фигурку хозяйки, переговаривались и ели отварную картошку с молоком.
— По коням! — подал команду Хатагов, когда лошади были поданы.
Перед рассветом отважные женщины, а с ними дети и бабушка в сопровождении взвода партизан во главе с комиссаром въехали в деревню Рудня. Разместив женщин и детей в своей комиссарской хате, Хатагов выставил вокруг деревни усиленную охрану и приказал коменданту базы Грищенко:
— Иван Афанасьевич! Пусть поспят вволю. Ничего не жалеть для них! Заслужили!
— Видать, заслужили, — отвечал комендант, — коли в комиссарской хате с почетом устроились.
Когда Елена услышала мерное дыхание сестры, она едва слышно прошептала: «Молодец Валя». Мария, которая, несмотря на смертельную усталость, никак не могла заснуть, тихо спросила:
— Ты не спишь, Галя?
— Нет. Спать хочу, а сна нету. Мысль сверлит и сверлит: «А вдруг не получилось?» — прошептала Елена в ответ.
— И я об этом же думаю, — говорила Мария. — Вечером гаулейтер должен был выступать на сборище молодчиков. Мог задержаться.
— Вряд ли. Он всегда был точен.
— Ты сказала «был»? — заметила Осипова.
— Правда? Хорошо бы. Я по дороге сюда, — шептала Елена, — вздремнула. И в полусне видела черные флаги над рейхстагом. Все — в черном, и Анита плачет… А слезы у нее, как капли нефти, падают на пол и черные пятна оставляют…
Так, переговариваясь, они и заснули.
Утром Елена и Мария встали раньше всех и, выйдя из хаты, разговаривали между собою. Вдруг они услышали лошадиный топот, и перед ними, как из-под земли, выросли два всадника. Один из них был опоясан пулеметной лентой, автомат висел за плечом, а у другого на поясе были две гранаты и в кобуре покоился маузер. Вид у всадников был такой, будто они возвращаются с ночного задания. Увидев двух женщин, они приветливо поздоровались.
— Комиссар дома? — спросил один из всадников.
— Нету, — отвечала Мария.
— Жаль, — сказал другой, — ну, бывайте здоровы!
И тронул коня.
Второй тоже хотел ехать, но попридержал лошадь и громко сказал:
— Слыхали, девушки, Кубе кокнули!
— Как? — вырвалось у Елены и Марии одновременно.
— Очень просто, — отвечал всадник, трогая коня, — мину подложили в спальню.
— Да подождите же, кто подложил? — вскрикнула радостно Осипова.
— Слыхать, вроде женщина… и сама погибла, бедняжка, — проговорил всадник, отпуская удила и давая волю своему коню.
Всего лишь секунду стояли растерянно женщины. Потом Осипова обняла Елену:
— Галя, ты помоложе. Беги вон в ту крайнюю хату, скажи комиссару! Скорей!
Мазаник вихрем понеслась к Хатагову. Мария видела, как он выбежал из дверей, вскочил на стоявшую у хаты лошадь и помчался вслед за всадниками. Выехав за село, дал автоматную очередь, чтобы остановить их.
Вернулся Хатагов радостный и возбужденный.
— Правда, дорогие мои героини, правда! Это были мои друзья из соседнего отряда, — говорил он, спешиваясь.
С этими словами Хатагов поднял дуло автомата в небо и дал несколько очередей.
— Это вам салютует народ! — крикнул он.