Пламя над Тереком

День в партизанском крае начинался с самых хороших боевых новостей: «Кубе кокнули!», «Фон Кубе взорван!», «Подлюге по заслуге!», «Вильгельму фон Кубе — крышка!», «Кубе душу черту отдал?» Эта весть быстрее ветра облетела партизанские отряды. В хаты, блиндажи и землянки по невидимым каналам просачивались более или менее точные подробности свершения казни над палачом белорусского народа. Вечером об убийстве партизанами рейхскомиссара, гитлеровского наместника в Белоруссии фон Кубе сообщило радио Москвы.

Теперь уже не было никаких сомнений — Кубе убит.

Вскоре Хатагов получил еще один достоверный документ — «Белорусскую газету», выпускавшуюся оккупантами в Минске на белорусском языке. Просмотрев беглым взглядом заголовки сообщений и некрологов, он поспешил к землянке, в которую теперь перевели «на жительство» весь женский лагерь — Осипову, сестер Мазании, бабушку и детей. «Надо же порадовать наших героинь, — думал Хатагов, — пусть своими глазами увидят траурную рамку и прочтут, как немцы оплакивают своего незабвенного Кубе».

Женщин он застал за самым приятным для них занятием— они купали веселых и смеющихся своих малышей.

— Принимайте почтальона с газетой! — крикнул громким голосом комиссар и вошел в землянку. — Вот, читайте!

И он потряс перед собой газетой.

Женщины почтительно приветствовали Хатагова. Тут же предложили ему сесть. Мария Осипова быстро вытерла полотенцем руки, взяла газетку и вскрикнула от радости.

— Елена!. Скорее посмотри, какую панихиду по нашему Кубе разводят фашисты! — с этими словами она поднесла к Елене Мазаник газету.

Та посмотрела и окликнула Валентину. Сестра подошла, лицо ее озарилось улыбкой.

— Ой, Мария, подожди, сейчас вытрем ребят, уложим их в постель и почитаем.

Елена взяла газету, бросила быстрый взгляд на черную бороду комиссара, на его внимательные крупные серо-голубые глаза, посмотрела, как старушка укладывает детей в постель, села поудобнее.

— Читай, не томи душу! — на вытерпела Валя и слегка толкнула ее под локоть.

— Все читать? — спросила Елена. — От корки до корки?

— Ну конечно, — сказала Валя.

Елена начала с заголовка:

— «Беларуская газэта», № 73, субота 25-га верасня 1943 года».

— Ты что, Галя, терзать нас подрядилась? — сказала Валя. — Читай, что про Кубе пишут…

— Сами сказали от корки, — вздохнула Мазаник и начала медленно, с ударениями и расстановкой читать набранные крупным шрифтом через всю первую полосу слова:

— «ГЕНЕРАЛЬНЫЙ КОМИССАР ГАУЛЕЙТЕР ВИЛЬГЕЛЬМ КУБЕ ПОГИБ ОТ ПОДЛОЙ РУКИ УБИЙЦЫ»,

Чуть передохнув, бросив светившийся радостью взгляд на Осипову и Хатагова, четко выговаривая каждое слово, Мазаник продолжала:

— «ОФИЦИАЛЬНО СООБЩАЕТСЯ: 22 СЕНТЯБРЯ 1943 ГОДА… СЕГОДНЯ НОЧЬЮ… УБИТ ГЕНЕРАЛЬНЫЙ КОМИССАР БЕЛОРУССИИ, ГАУЛЕЙТЕР КУБЕ… ГЕНЕРАЛЬНЫЙ КОМИССАР В МИНСКЕ, РУКОВОДИТЕЛЬ ГЛАВНОГО ОТДЕЛА БАУЭР, ОБЕРДИНСТЛЕЙТЕР, РУКОВОДИТЕЛЬ ССИ ПОЛИЦИИ В БЕЛОРУССИИ ФОН ГОТБЕРГ.

ГРУППЕНФЮРЕР, ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ПОЛИЦИИ».

И дальше таким же крупным шрифтом на первой полосе некрологи о фон Кубе от так называемого «комитета доверия», то есть от помощников палача В. Ивановского и Ю. Сабалевского, от штаба и шефа СБМ, от нациста Вурстера и других.

Словом, весь номер этой газеты был посвящен покойному гаулейтеру, казнь которого потрясла не только всех оккупантов, но и самого фюрера в его фашистском логове, именовавшемся Ставкой.

— «…ВТОРОЙ ПОСЛЕ ГЕББЕЛЬСА ОРАТОР И ПРОПАГАНДИСТ НОВОГО ПОРЯДКА, — ЧИТАЛА ДАЛЬШЕ МАЗАНИК, — …ПРАВАЯ РУКА ГИТЛЕРА…»

Когда Галя кончила читать, Хатагов сказал:

— В судьбе Кубе они предчувствуют судьбу всех гаулейтеров. Такая же участь ждет и самого Гитлера.

— Я готова и под Гитлера мину подложить, — сказала Елена Мазаник.

— Нет, — ответил Хатагов. — Сейчас за тобой и за Марией фашисты начали охотиться, как матерые хищники.

— Дядя Ваня, — проговорила Елена. — Между прочим, полагалось бы и нам справить свои, партизанские, поминки по Кубе.

— Галя, — весело произнес Хатагов. — Ты самый золотой человек на свете. Будут поминки! Я даже готов на них лезгинку сплясать!

Когда Хатагов вышел из землянки, он хотел кликнуть Ивана Плешкова и Грищенко. Но их не оказалось на месте.

— Где Плешков? — спросил он дежурного охранника.

— В красном уголке, товарищ комиссар, он политчас проводит.

Хатагов подошел к блиндажу, где обычно проводились политзанятия, собрания, боевые летучки. Бойцы посторонились у входа, давая ему дорогу, но он сказал, что послушает здесь.

Иван Плешков, развесив им самим нарисованную карту боевых действий, рассказывал о разгроме немцев на Орловско-Курской дуге, о наступлении Красной Армии по всему фронту.

Когда он закончил беседу и спросил, все ли он ясно рассказал, партизаны поблагодарили его за толковую лекцию, а Макар сказал:

— Ты, Иван, все понятно разъяснил, из тебя оратор первый сорт, но про фон Кубе нам толком скажи, — кто его угрохал?

— Я, хлопцы, про него не больше вашего знаю, — с лукавинкой отвечал Плешков, — кокнули его — и концы, чего ж тут резину тянуть.

— Тебе больше нашего положено знать, — не унимался Макар, — на то тебя и агитатором сделали, и к комиссару ты ближе стоишь.