Но кто здесь сражается? Люди? Существа из других галактик? Или одни против других? Обломок, торчавший в барьере, не походил ни на один из известных ему типов боевых кораблей. Насколько сумел определить Корсон — а расстояния и размеры здесь могли быть сильно искажены — один лишь этот обломок длиной больше мили. Значит, весь корабль раза в три длиннее. Корсону показалось, что он различает безжизненные человеческие фигурки, плавающие, словно щепки в океане, среди обломков корабля. Впрочем, очень уж далеко — это могли быть и просто куски металла.
Туре откашлялся. Ветер совсем стих, воздух снова стал теплым и неподвижным. Больше не надо было кричать, чтобы услышать друг друга, хотя в ушах все еще стоял гул.
— Наше положение не из приятных, — вздохнул Туре.
— Боюсь, что так, — отозвался Корсон.
Он прикинул и отверг один за другим все варианты спасения. Спуститься вниз по веревке? Стропы аэростата недостаточно длинные. Разрезать оболочку шара и сделать из нее парашюты? Но тогда шар может оторваться от стены, а упав в волны с такой высоты, они наверняка погибнут. Не было никакой надежды, что аэростат освободится сам. И даже если они спустятся, как потом доберутся до земли — ведь бешеный ветер отнес их на многие тысячи миль?.. Они были в ловушке, словно мухи, попавшие на липучку.
Если бы только началось Перемирие, подумал Корсон. Когда Туре впервые заговорил о Перемириях, Корсон испытал лишь глухой животный страх — Перемирие в его представлении уж слишком смахивало на смерть или на конец света. Теперь же он сам призывал его. Но какой в этом смысл? Разве его мольба могла повлиять на решения неведомых богов, создавших этот мир — или правивших им? Ему вспомнилось еще одно предположение Туре, но он пока не решался сделать из него выводы.
Вдруг он заметил, что за стеной клубится нечто вроде темного тумана. В пространстве возникло движение — не беспорядочное мигание звезд, а словно кружение роя мошкары. Мошки облепили ближайшие корабли — теперь Корсон ясно различал их очертания — и с дьявольским проворством уворачивались от выстрелов. Вот взорвался один из звездолетов, за ним — второй. Две яркие вспышки на мгновение ослепили Кореша, хотя он и успел прикрыть глаза рукой. А что если корабль взорвется прямо у барьера? Сам барьер конечно выдержит, но, похоже, он не поглощает жесткое излучение…
Мошкара? Внезапно Корсон понял, что это такое. Гиппроны. Одно из чудовищ возникло у самой преграды, развеяв последние сомнения. Корсон сразу узнал ряд круглых глаз без век, шесть огромных лап с выпущенными когтями, скребущими пустоту, гриву, раскинутую в пространстве, словно гигантская хризантема; узнал прилаженную сбоку упряжь, а когда Бестия повернулась, увидел и всадника в знакомой серой форме — форме солдат Верана! Всадник по ту сторону барьера открыл рот — неслышно вскрикнул от удивления, увидев корзину и ее пассажиров. Сквозь стекло шлема Корсон отчетливо видел, как шевелятся его губы. Мгновение спустя перед барьером теснилось множество гиппронов. Вдруг они исчезли.
И тут же появились с другой стороны, пройдя сквозь барьер без всякого усилия. Гиппроны кольцом окружили аэростат, а всадники нацелили оружие на корзину. Антонелла вцепилась в руку Корсона. Туре прошептал, вытирая рукой вспотевший лоб:
— Что это такое?
Отвечать не было времени. Мысль, давно зревшая в голове Корсона, показалась ему теперь единственным выходом. От людей Верана милости ждать не приходилось. Полковник, конечно, постарается взять его живым, а солдатня будет развлекаться с Антонеллой…
Корсон до боли стиснул зубы, неожиданно ощутив на губах привкус крови. Задрав голову, он посмотрел на шар. Что в нем — водород или гелий? Спрашивать Туре уже поздно, а терять все равно нечего. Пан или пропал! Водород в соединении с воздухом взрывается мгновенно. Если же гелий — реакцию вызвать не удастся, температура луча его пистолета недостаточно высока.
Только бы Туре оказался прав! Что ж, через несколько секунд он сам все узнает; вернее, узнает лишь в том случае, если гипотеза Туре верна, и смерть в этом аду — лишь временное явление.
Он извлек из-под скафандра пистолет, по-прежнему висевший в кобуре слева под мышкой, и спокойно нажал на спуск. Успел увидеть, как лопнула оболочка шара и вспыхнуло яркое пламя. Почувствовал, как огонь пожирает его самого, но увидел не черноту небытия, а ослепительный свет. Он ощутил горящие руки и лицо, барабанные перепонки лопнули и спасли его от криков остальных. И его собственных.
Все-таки водород, успел подумать Корсон.
…Он падал в пустоту и чувствовал рядом с собой тело Антонеллы, хотя у него самого тела больше не было. Непостижимым образом он был еще жив. И хотя вокруг бушевало пламя, свет медленно тускнел. Небо стало пурпурным, потом почернело. На фоне тьмы, как на негативе, выделялись неподвижные белые гиппроны; Корсон различал даже лица всадников, на которых застыло изумление. Он чувствовал, что и сам каменеет.