Планета Вода (сборник с иллюстрациями)

— Приезжайте, говорит, к нам. Нам очень нужны молодые, энергичные, неиспорченные рутиной. Карьеры, говорит, у нас вы не сделаете, но будете заниматься лучшим делом на свете: охраной законности. Мы с Платоновым поехали. И сначала прямо летали — так нам тут всё нравилось. Только длилась безоблачность недолго. Рассыпалась вся Заволжская идиллия в считанные месяцы. Начальник наш поехал в столицу за наградой, да вдруг скоропостижно скончался. Сердце. А был ненамного старше меня нынешнего. Епископ, на котором тут всё держалось, отправился на богомолье в Святую Землю и не вернулся. Скоро сняли и губернатора — за то, что противился переводу Заволжья в категорию ссыльно-тюремных губерний, хоть это сулило щедрые ассигнования на строительство острогов и трудовое устройство для местных жителей. Назначили всех новых — губернатора, владыку, прокурора. И сдулось Заволжье, как проколотый воздушный шарик. Весь воздух вышел, губерния съежилась и сверзлась вниз. Мы с Платоновым тоже опустились в тартарары, со всеми. Оба — падшие ангелы, два интеллигента в неинтеллигентных обстоятельствах. Правда, белые одежды мы поменяли не на одинаковые цвета. Платонов — на черный, да еще убедил себя, что всё хорошо и правильно, ибо в России следует жить по-российски. Вот он уже надворный советник, а я застрял в титулярных и выше никогда не поднимусь.

— А в какого цвета одежды переоблачились вы?

— Серого, Эраст Петрович. Серого. Разве по мне не видно? — горько рассмеялся Сергей Тихонович. Вынул из кармана складной ножик, стал прочищать погасшую трубку. — Обретаюсь в сереньких сумерках и ничтожестве. Не хватило смелости остаться беленьким и не хватило подлости стать черненьким, в цвет мундира мсье Саврасова. А сейчас у нас в России эпоха Саврасовых. Каждому отдана в полное владение и кормление своя вотчина, делай там что хочешь, только держи в кулаке. Какими средствами — наверху не спрашивают.

— Да чем можно к-кормиться в этом… — Эраст Петрович проглотил слово «захолустье» и выразился деликатней: — …отдаленном и малонаселенном уезде?

— Как всюду — за счет казны. Вы острог проплывали — заметили, что там ни заборов, ни рогаток, ни вышек?

— З-заметил. Удивительно, что у Саврасова один только Ольшевский сбежал, а не все каторжники.

— Ничего удивительного. Деньги на обустройство тюрьмы Хозяин в карман положил, шестьдесят тысяч. Ему выгоднее платить награду «охотникам за головами». Три раза выдал наградных, по сто рублей — с тех пор несколько лет никто не бегал. Ольшевский — первый за долгое время.

— Какие охотники? За какими г-головами?

— Охотники обыкновенные, лесные. Если побег — идут по следу. И находят, разумеется — они все местные, лес как свою ладонь знают. Живьем беглеца не берут, убивают на месте. А Хозяину приносят отрезанный палец. Если дактилоскопия совпадает — сто рублей. И всё, никто не бегает. Страх держит крепче заборов.

— Это мне рассказываете вы, товарищ окружного п-прокурора? — рассердился Фандорин. — У вас под носом средневековье, варварство, зверство, а вы ничего не делаете? Только жалуетесь — причем постороннему, наедине, чтоб никто не услышал?

— Э-э, — пожал плечами Клочков. — Плетью обуха не перешибешь. Вся Россия так живет — в большом остроге без заборов. И хотелось бы убежать, да страх не дает. И некуда. Чего вы хотите? Страна вчерашних крепостных.

Разговор становился тоскливым, русским — того жанра, который Эраст Петрович совершенно не выносил.

— Д-давайте лучше спать. Завтра будет много работы.

* * *

На рассвете Фандорина разбудил Трифон, попросил сменить. Черт знает, почему он вдруг решил доверить пассажиру штурвал. Может быть, валился с ног от усталости. А может, подслушивал ночной разговор и сделал из него какие-то свои выводы.

Несколько минут капитан постоял за спиной у Фандорина, уверенно поворачивавшего колесо, велел держаться середки и не спускать глаз с воды — вдруг бревно, а потом улегся на палубу, накрылся кожухом и захрапел.

Через некоторое время на корме зашевелился Клочков. Медленно сел, еще медленней поднялся. Зябко обхватил себя руками. Титулярного советника пошатывало, от ночной бодрости не осталось и следа.

Фандорин, наблюдавший за товарищем прокурора в зеркало заднего обзора, сдвинул брови.

— Где тут может быть клозет? — спросил Сергей Тихонович слабым голосом. Рука, опершаяся на стенку, дрожала.

— Везде, я п-полагаю, — мрачно ответил Эраст Петрович.

Цвет лица у Клочкова был серо-зеленый, глаза ввалились.

Чиновник отошел на самый край кормы, где не было бортика. Конфузясь, коротко обернулся, и от этого движения, не особенно резкого, потерял равновесие.

— А! — вскрикнул он, всплеснул руками — и опрокинулся в воду.

Выругавшись, Фандорин пнул ногой капитана.

— Стоп-машина! Руль! Человек за бортом!

Побежал назад.

Спасательного круга на буксире, разумеется, не было, а Сергей Тихонович, кажется, всерьез вознамерился потонуть. Он слабо водил руками по черной воде, скрылся с головой, вынырнул. Разинул рот, но не крикнул, а только пискнул.

Фандорин кинул ему конец швартова — точно под руку.

— Ловите!