Планка абсолюта

Я замешкался, ничего не поняв, а потом попытался возражать, но Май расставил все по своим местам. Друг продолжал:

– Охранник отправил меня на периметр, мы с тобой там много раз разбирали завалы, помнишь?

– Ага!

– Туда трудно добираться из-за широкой реки, и завалы по всем берегам…

– Не тяни, помню это… – я хотел уловить главное и торопил Мая, и он заспешил:

– Охранник увидел, что я быстро управился со своим берегом, и показывает мне на другой. В тот день река была бурной после ливней в Семизонье.

– Да, здесь поливало, как из ведра!

– Я говорю: давай завтра, сегодня слишком бурные воды. Тот мне: нет, и так ничего не делаешь, вперед! Но я вижу, охранник понимает, что мне никак не перебраться. И тогда он начал язвить: ты студенту все про садик рассказывал, такой сад и разэтакий, и цветы, и ароматы, и тайные силы. Если бы ты верил в этот сад, то для тебя пара пустяков через этот ручеек перескочить, прошел бы прямо по воде. Я отвечаю, что в Сад верю, что джунгли и есть Сад, но давным-давно брошенный, забытый и запущенный, сплошь в сорняках.

Охранник перебивает: дескать, что твой сад умеет? Вот джунгли всех держат, всех вас, колонистов, контролируют; а сад ваш – выдумка, фук, что он может, где находится…

Я отвечаю, что Сад живет, прежде всего, в вере. Я верю в сад, и для меня он по правде. Вот если в иной час мне осточертеет зеленая бездна джунглей или я изнемогаю, то нетрудно засомневаться – есть ли сад, любит ли меня, ждет ли. Но я гоню такие мысли! Эксплуататор дразнит, говорит: ты так в свой сад веришь, вот он и перебросит тебя на другую сторону. Но если нет никакого сада, то потонешь, и я тебя спасать не буду, туда тебе и дорога, а я спишу все на несчастный случай. Скажу, сам полез в водоворот без нужды.

Я собрался с силами, заглянул в свою душу и утвердился в том, что верю. Повеяло радостью. Там будто птичка светлая защебетала, ну, и зашагал, не думая, пусть как будет! Глаза даже не закрывал. Смотрю, а меня будто несет потоком, только не вниз по реке, а ровно на другую сторону. Я могу только наблюдать и, как немой, ничего себе не говорю, ничего сам не делаю. Почувствовал я ступню, когда та коснулась твердой глины, и оборачиваюсь. Стоит охранник на том берегу как вкопанный. Раз – и он по-свойски на моей стороне. Он-то думал, только церберу под силу перемещаться в пространстве. Оглядел меня с ног до головы и командует: работай, чего стоишь! Но его немало изумило, что я смог доказать силу Сада. Охранник – он же ничто, бездушная тварь, мыслишка…

На линии затрещало, я перестал слышать Мая, и в вагончике повисла тишина.

Я загрустил от пустоты и одиночества, всплакнул, и из этой меланхолии меня вывел шипящий из трубки голос Мая:

– Только ты сам молчи, тогда я смогу закончить, видишь, какая цензура! Так вот, на другой день речка поутихла, и я на лодочке обратно переправился. Но, причалив, краем глаза увидел, как охранник в кустах сидит. Ну, думаю, задание есть, пойду делать, а он сам себе хозяин. Хорошо! Взобрался на берег, где начинаются заросли, достал мачете и стал сечь заросли, но уголком глаза посматриваю. Прошло минут пять, охранник убедился, что я ушел, выбрался из кустов и зашагал к реке. Стоял долго как вкопанный. Я решил идти дальше, но тут цербер оживился и, смотрю, ногой воду пробует. Поболтал ступней, другой, зачем-то набрал воздух в щеки и двинулся в воду.

Несколько секунд его держала способность мгновенно перемещаться, но ты же знаешь – их перемещения только из точки в точку. Так вот уже через шаг он споткнулся и повалился в воду. Тут бы ему как раз и сделать свой «вжик», но помешало течение, подхватило, понесло… Не знаю, что во мне щелкнуло, только как был, бросился наискосок к реке, помчался выручать, размышлять времени не было. Когда подплывал, вспомнил – этих цац трогать нельзя. Но бедняга таращится на меня и глазами умоляет: спаси… Когда время прошло, то думаю – на кой?

Я чуть не вскрикнул от неожиданности: это же надо, Май полез спасать эксплуататора, какое у него сердце! Только потому, что такие, как Май, отбывают срок в джунглях, я могу переносить эту пытку. Увидел бы у меня охранник, где раки зимуют, уж я себя знаю, еще бы помог ему захлебнуться.

– Схватил за шиворот, гребу одной рукой, тащу к берегу. Но тяжело, как никогда, и относит нас к середине. Только и думаю, как бы вдвоем не сгинуть. Тебя вот тогда вдруг вспомнил, ведь не поговорили по-людски, не попрощались. Тут мне этот непутевый пловец пищит: ты, говорит, сад свой представляй, и мы на поверхность всплывем. Правильно советует, хотя и нельзя ему про сад говорить. Я сразу представил себе прекрасные деревья, идеальные зеленые дорожки и цветы, океан цветов. Только в следующую же секунду все образы рассыпались. Тянет меня вниз охранник, не могу из-за его страха ничего вообразить. Насилу выбрались.

Слова подступили к горлу, но я спохватился и промолчал. Почему не рассказывает подробно, как они спаслись?