Плата за жизнь. Мы с тобой одной крови

— Не буду я с тобой по телефону калякать. — Драч явно рассердился. — Сказано, приезжай, — он замялся, — только не сегодня. Завтра поутру, позвони и приезжай.

Гуров вспомнил, что на столе зампрокурора видел фотографию красноармейца, но явно не самого Драча — кого-то из предков.

— Слушай, красноармеец, я ради тебя в лепешку расшибусь, скажи, выстрел был один?

— Эх, времени на тебя нет! — зампрокурора коротко матюгнулся и положил трубку.

Гуров тоже положил трубку, подмигнул Крячко, который сидел, открыв рот. Гуров бросил в него скрепкой, но Станислав ловко ее перехватил и сказал:

— Зампрокурора красноармейцем обзываешь? Охолонись. Лева, я так без начальника останусь.

— Федул мужик простой, наверняка сейчас Орлову названивает, якобы для разноса. Ладно, шутки в сторону, необходимо на это дело взглянуть. А пока ты мою красивую цепочку «банкир — труп наемника — труп Исилина в троллейбусе» разорвал и взамен ничего не предложил. Нехорошо, коллега.

— Вариант имеется больно заумный…

— Давай! — перебил Гуров.

— Солнцем полна голова! — Крячко откинулся на спинку кресла, заложил руки за голову и неторопливо начал повествовать: — Живет человек и не знает, когда ему кирпич на голову свалится. Небезызвестный мессир Воланд утверждал, что просто так никому кирпич на голову не падает. Отметьте эрудицию. — Он выдержал паузу, но аплодисментов не дождался. Артем смотрел растерянно, Гуров сердито. Крячко деловито продолжил: — Когда человека подстерегла беда, он быстро выясняет, что довериться некому и ждать помощи неоткуда. Так называемые товарищи по работе этой беды на его голову уже заждались, им ничего плохого говорить нельзя — только радовать. А кому можно? Мама с папой либо померли, либо уже давно помочь не в силах. Так кому? Остаются только друзья детства либо чуть более поздние однокашники, сокурсники.

— Ну-ну, не тяни, — несколько раздраженно сказал Гуров, который понял, куда клонит друг и коллега, и обиделся, что столь простая мысль не пришла к нему первому.

— Ревность унижает мужчину, он должен быть выше, — Крячко указал на потолок. — Кого мы имеем в розыскных делах? Правильно, множество сотрудников и чуть соседей и родственников, а нужны нам, как уже сказано выше, друзья детства, сокурсники, знакомые, которых удостоимся раскопать.

— Да где же мы их возьмем? — Артем всплеснул руками.

— Я лишь опер, по части магии у нас они, — Крячко поклонился Гурову.

— Они не подведут. — Гуров пододвинул к себе телефон. Начал названивать розыскникам, которые побывали в этом кабинете, но не всем, а лишь тем, кого объявил калеками. Кого не заставал, просил срочно перезвонить, с кем соединялся, разговор велся как под копирку.

— Привет! С тебя причитается? Пора долги гасить, дружок. Быстренько ко мне, буквально на пять минут. Не можешь сегодня — завтра поутру. Все заняты, даже кто кроссворды разгадывает, тоже занят. Не уважал — не звонил бы, мне такой даром не нужен.

Когда все звонки были сделаны, Гуров принялся за присутствующих.

— А вы в театре или в цирке? Срочно составьте список людей, в чьем окружении может оказаться нужный нам человек.

Артем начал возиться с компьютером. Крячко почесал за ухом шариковой ручкой, написал размашисто три фамилии и перебросил листок на стол Гурова. Тот глянул искоса, усмехнулся и сказал:

— Фантазией не блещешь.

— Если бы блистал, так в кабинете нельзя было бы находиться, — парировал Крячко. Взял листок у Ермакова, покачал головой. — Ты не в «морской бой» играешь, парень. За каждой нарисованной тобой фамилией лежит огромадный человеческий труд. Операм машина не положена, он ножками, либо на метро, либо в троллейбусе гонит, автобусом протрясется, снова ножками да ножками… Ты вот фамилию, — Крячко ткнул в листок, — сдуру чиркнул, а человек будет кишки наматывать.

— Так ведь Лев Иванович определять будет, — робко сказал Артем и покраснел.

— Твой Лев Иванович тоже тот еще душелюб.

Разгорелся спор, в котором принял участие и Гуров. Он занял позицию между воюющими сторонами, но ближе к Артему Ермакову. Фамилии то вычеркивались, то вписывались, вскоре начали подходить оперативники. Наконец осталось пять человек, жизнь которых решили просветить основательно, начиная эдак с класса пятого. Когда посторонние ушли, Крячко сказал:

— Я тоже считаю, что настоящий киллер не возьмет в руки шило. Лев Иванович, я тебя люблю, но особо за то, что не упрям. Прошитый в троллейбусе мужичок нам совершенно не в масть.

— Ты великий интриган, Станислав, — убирая бумаги в сейф, сказал Гуров и подмигнул растерявшемуся Артему. — Сначала кричишь, что Яков Петрович Исилин твой и только твой. Я, конечно, соглашаюсь, не могу такую перспективную версию у друга отнять, никому не дал, я тебе оставил. Теперь шутки шутить изволишь.

Гуров развел руками и посмотрел в лицо Крячко так искренне, что сыщик даже засомневался в собственной памяти, начал в ней копаться. Слов сегодня много говорили, может, он действительно брякнул чего. Затем сообразил, как его элементарно «обули», шагнул к Гурову, но было поздно.