— Во всяком случае, у меня и в мыслях такого не было, даже в самые нервные, критические периоды. — Давлятов угрюмо проследил за взглядом матери, приняв ее беспокойное ерзанье за страх перед толчком. Представляешь, до чего он договорился: будто бы земля, чтобы успокоиться, требует крови… и не безвинной верблюдицы, а человеческой… Что-то вроде ритуального окровления…
— Ну, это возрастное… желание всех вокруг шокировать. — Анна Ерми-ловна поднялась, чтобы прекратить спор, — утомленная перелетом, она поначалу почувствовала прилив сил, едва зашла в дом, сейчас же опять накатились усталость и тревога. Она повернулась, чтобы взять саквояж с туалетными принадлежностями. Сын бросился помочь ей.
Скрипнула дверь гостиной, и, переступая через порог, еще раз повернулась Анна Ермиловна к сыну, чтобы сказать:
— Спокойной ночи…
— Спокойной земли, — машинально вырвалось у Давлятова, и, сконфуженный, он пояснил — в спину уходящей к спальне Анне Ермиловне: — У нас сейчас стало традицией желать спокойной земли…
И, сидя потом в своем кабинете за чертежами, Давлятов долго не мог отделаться от странного ощущения незащищенности, хотя приезд матери должен был как-то душевно успокоить его.
С трудом он осилил себя, не желая думать сейчас об этом, и воображение его, хотя и вязко и прерывалось, потянулось… Знак за знаком нагромождалась некая не проверенная пока формула все той же модели… хотя Давлятова все время настораживала другая мыслишка, должно быть рожденная трезвостью и скептицизмом. Мыслишка простая, но требующая к себе не меньшего внимания, чем сама идея машины… если уверенно предсказать на ЭВМ время крупного, разрушительного землетрясения, скажем, за год до него и потом постоянно отмечать это время с точностью до часа и минуты катастрофы, то число жертв и материального ущерба от землетрясения намного уменьшилось бы, но где гарантия, что за этот год сильно не нарушатся общественные связи в городе — от напряжения работников деловая активность упала бы до нуля, само ощущение страха так подействовало бы на поведение людей, что вся жизнь превратилась бы в сплошное недоразумение…
Стукнула дверь гостиной за стеной. Давлятов вздрогнул и прислушался. По вкрадчивым шагам понял, что вернулся с ночной прогулки Мелис, лег на постель, приготовленную ему в гостиной. Уже несколько дней по городу кружились слухи, что подростки, собравшись в какие-то ковбойские команды, уводят из домов шахградцев их лошадей, овец, птицу, часть угоняют в соседние городки, чтобы выгодно сбыть товар, часть закалывают на пустырях на окраине Шахграда и жарят мясо на кострах, пляшут в исступлении вокруг огня. Все с той же целью, чтобы задобрить, умилостивить землю. Разграбили даже несколько «сейсмоуголков» в домовых комитетах. Дикая, непредсказуемая земля готовит сюрприз — это объяснимо, но когда свои подростки создают напряжение — это возмутительно, негодовали шахград-цы.
«Наверное, вдоволь сейчас наплясался у огня, наевшись до отвала полусырым мясом, — подумал Давлятов, прислушиваясь к бормотанию Мелиса за стеной. Но тут мысль его неожиданно вернулась к тому, над чем он бился, хотя и с парадоксальной стороны. — Антарктида… Единственный материк, где никогда не бывает землетрясений, хотя там есть и молодые горы, и живые вулканы… Если бы разгадать эту сейсмическую загадку. Она бы пролила свет на всю природу страшного явления… Формула материка! — осенило Давлятова. — Начертить формулу всех материков… и Антарктиды. И заложить в машину, чтобы вычислить потом разницу… Прекрасная идея!»
От волнения Давлятов вскочил и вышел во двор, куда с улицы падали пятна света.
«Странно, — подумал он, — раньше всегда дворы были освещены, а улицы мертво темны…» Но не успел он додумать до конца свою мысль, как услышал за воротами какие-то шаги и глухие голоса. Озадаченный, он еле слышно спустил засов и отодвинул створку ворот: свет шел из соседских дворов причудливое его сияние создавало ложную иллюзию освещенности улиц. Улицы, как всегда в этот послеполуночный час, были глухо темны, хотя тех, кто стоял недалеко от его дома, Давлятов если и не увидел, то ощутил — и не ошибся.
Внимательно всмотревшись, он разглядел того инспектора Байбутаева с его всегдашним прибором-чемоданчиком в руке. Удивил Давлятова не инспектор — к его ночным визитам он уже привык, — а тот, кто был рядом… неужели? Неужто такой почетный гость? сам академик, хотя и фему-дянин?
Да, это был тот, кто в недавней телепередаче назвал Руслана Давлятова «Салихом», и не только допустил эту оплошность на виду у всего града, но бестактно обрушился на Давлятова-Салиха с угрозами и обвинениями., Сейчас он, настроенный более чем миролюбиво, стоял рядом с Байбутае-вым, прислонившись к полузасохшей орешине. У обоих был такой вид, будто они отдыхают после тяжелой работы.