Плавающая Евразия

Весь парадокс был в том, что прогнозы пресловутого ОСС из вечера в вечер не сбывались — в то время как разъяснения, с которыми выступали по телевидению сейсмоакадемики, чтобы разоблачить ложность слухов и домыслов, уже казались малоубедительными, что тоже подогревало страсти. К сегодняшнему дню сквозь туман слухов прочерчивалось… будто сейс-мосветила, ведущие борьбу за умы шахградцев, стали сдавать перед упорством ОСС, который обращался лишь к чувствам горожан, и в какой-то момент чувства их стали заглушать разум, знания… слепые чувства, замешенные на порывах, инстинктах, бессознательном, и это несмотря на то, что ОСС пользовался обычными почтовыми отправлениями, размноженными на допотопной ротационной машине, а сейсмосветила — самой массовой, самой быстрой, современной связью с шахградцами — телевидением. Странно еще, что Главное почтовое управление до сего дня не сделало ничего, чтобы оборвать эту еле мерцающую связь между ОСС и горожанами, — ведь проще простого не пропустить, задержать все письма с предупреждением и навсегда закрыть ОСС лазейку для подогрева слепых чувств…

Эту оплошность Главного почтового управления можно объяснить его болезненным любопытством: не задерживая письменные предупреждения ОСС, Главное управление, должно быть, само страшно переживало — чем же все это кончится? Будет или не будет? Ведь в самом первом предупреждении было сказано, что ОНО произойдет, тряхнет до основания, ударит… в течение этой недели, но не позже тридцати дней. Неделя эта уже протекла — от понедельника, вторая неделя перевалила за середину, впереди еще — третья и четвертая, так до тридцати дней, но не позже, когда должно произойти… Да, либеральное легкомыслие почтового управления надо объяснить только одним любопытством. Дескать, пусть почтовые предуп-; реждения занимают каждое строго свой ящик в ряду ящиков у подъездов домов, а мы посмотрим: сбудется или не сбудется?

А тем временем накатывалась та самая коварная вялость… и не от научных острых споров и полемик среди сейсмоакадемиков. Правда, какая-то скрытая возня, похожая на борьбу, была и в их среде, но больше престижного свойства — за знания и награды, представительство на всемирных конгрессах, дачные заботы, на худой конец… тоже люди-человеки со слабостями и странностями. И вот, волею судьбы случайно собравшись в городе, который жил ожиданием, академики, чья наука должна была выдержать испытание на правду, сами же сейсмоакадемики, от одной телепередачи к другой, на глазах миллионов шахградцев снимали камень за камнем из здания сейсмологии, которое с такой прочностью воздвигалось ими же самими многие десятилетия. Осознанно? Конечно же — нет! Скорее, стихийно, из желания поставить под сомнение гипотезу коллеги, свою же, кровную — защитить во что бы то ни стало, в пылу увлечения не думая о том, что и коллега-академик, фемудянский он или новосибирский, опровергнет на глазах всего Шахграда твою гипотезу. Вот и сегодня, в семь вечера, на виду у доверчивых шахградцев были развенчаны самими же сейсмоакадемиками — непроизвольно конечно, последние из оставшихся основополагающих догм сейсмологии, после чего все здание науки рухнуло, правда, без пыли и отлетающих обломков… пожертвовали академики своим зданием во имя спасения ста тысяч зданий Шахграда разной высоты, от одноэтажных уютных домиков времен генерал-губернаторства до девятнадцатиэтажных, дрожащих и гудящих, — конца века.

Все сегодня внешне было как обычно… хотя что-то ведь должно быть внешне сдвинуто, ибо шли уже пятнадцатые сутки с того дня, когда было получено шахградцами самое первое предупреждение ОСС. Но все тот же стол, опоясанный плотными телами академиков, оставивших в разных местах и местечках Союза свои семьи, уютные дачи и ставших невольными пленниками южного града, где местные красотки сверкали фосфорическими очами, а непьющие теперь бродяги стояли ровные и подтянутые у столбов, как гвардейцы. Бодрый ведущий, которому фосфорические мини-телефонистки, порхая, подносили телефоновопросы взбалмошных шахградцев… «Боже, боже, сказал бы Салих… виноват, Давлятов, глядя на все это, — странная и необычная натура моих шахградцев, даже сквозь мерцающие заряды всеобщего страха они умеют показать свою извечную скуку-скукотищу». Зато Нахангов генерал безбожия… виноват, Мирабов — врач-бессребреник — ввернул бы по поводу всей этой колеблющейся ситуации свою теорию о пришествии нового сверхчеловека, хотя никакие подпорки не могли удержать качающееся здание сейсмонауки.

За эти пятнадцать волнующих дней ожидания душевный градус шахг-радцев неоднократно поднимался к точке возбуждения и опять падал до нуля апатии, «синдром землетрясения» — говоря языком психиатров. Среди прочих знаний, умений, разумений за эти дни сильно возрос уровень их научной грамотности, что и засвидетельствовали телевопросы.

— Гражданин Шахангарян спрашивает: правда ли, что незадолго до землетрясения изменяется скорость продольных сейсмических волн? Вам слово для ответа, академик Гирляндский! — резко наклонился в сторону Гирляндского ведущий.