Плавание по Волге без алкоголя

О, сколько станцовано танцев над горестной Волгой-рекой... Напрашиваются рифмы: танцев — протуберанцев, рекой — покой, но не идут на ум другие слова. Как в деле с ухою: осетровые головы есть, куплены в Астрахани, и дюралевый чугун куплен, но еще нужны: спички, дрова, соль, лук, хлеб, вода питьевая, ложки. Вынуть из цепи хотя бы одно звено — и ухи не будет. Еще нужны: берег с неподвижным, остановившимся временем, чистое небо над головой, участники ухи, обладающие необходимым потенциалом доброты друг к другу. И это еще не все...

Крыло — небесная лежанка, и птица ленится, летая...Велимир Хлебников. «Слово о эль»

Прошли Ульяновск (Симбирск). Отсюда родом Николай Михайлович Карамзин и Иван Александрович Гончаров. Город литературный. Царь Николай I повелел поставить памятник посреди Симбирска историку государства Российского Карамзину.

Мела метель... Пришел к себе в каюту, перевел кондишен на тепло, заварил чайку — вот тебе и экстраполяция из прошлого века в двадцатый...

По берегам чувашские боры, песчаные отмели, пригорки...

Метет метель на родине Чапая...

Василий Иванович Чапаев стал в наши дни, в наши годы самым популярным героем городского фольклора, уподобился Ходже Насреддину. Перевоплощение отважного комдива в героя устного творчества, исполненного скепсиса, сарказма, безудержного самоосмеяния, извечно милого русскому народу, началось, очевидно, с фильма «Чапаев». Профессиональное искусство шагнуло в широкие массы. Произошла вспышка чапаевщины — и длится; народу жалко расстаться с полюбившимся героем...

Василий Иванович с Петькой судили-рядили, как наказать попавших в руки лютых врагов. «Давайте мы их напоим, — предложил Петька, — а утром не дадим опохмелиться». — «Ну что ты, — возразил Василий Иванович, — это уже садизм, мы же не фашисты».

В образе Чапая сконцентрирована расхожая этика, нравственность, только навыворот, в ерническом духе. В циклах о Василии Ивановиче улавливается доминанта российской действительности (исторически выношенная) — невежество, такое родственное нам, неизбывное, с любовью самим себе приписываемое...

Отошли от Чебоксар... Чапаев родился в деревушке-слободе, впоследствии оказавшейся в черте города. На первой мировой войне он получил за храбрость «Георгия» всех четырех степеней.

По телевизору поучают: «Малыша надо сажать на горшок сразу, как он попросился. Не следует держать его на горшке более 3 — 4 минут...»

«В свое время царица Екатерина II, путешествуя по Волге, останавливалась вон там —видите, церковь Успения... И ей городок понравился больше, чем Казань. Она указала построить... И выстроили... Но во время пожара...»

Пожары пожирали все волжские города. В каждом из них побывала царица Екатерина. События давних лет принесли не только бедствия, восторги первоначальным обывателям сих мест, но и дают пишу для пустоговорения, приносят скудный заработок экскурсоводкам спустя 100, 200, 300, 400 лет.

Теплоход плывет по Чебоксарскому морю; на море покачивает, туша теплохода покряхтывает. Закончился шахматный турнир. Абсолютным победителем среди десяти сильнейших (выиграл все встречи) вышел турист по имени Лева. Он работает в одном НИИ с туристкой Альбиной. В одном отделе с Левой и Альбиной работает Левина жена. Когда Лева с Альбиной брали путевки на один круиз, Левина жена горестно-саркастически воздыхала: «Ты возьми, Лева, мой новый пеньюар, у нас с Альбиной почти одинаковые фигуры. Ты, Альбина, какое любишь вино? Я положу Леве в чемодан...» Это рассказывают Левины с Альбиной сослуживцы, совершающие тот же круиз. Так рождаются круизные анекдоты.

Невежество — это могущественная сила, и мы не можем предсказать, к чему она приведет. Нечто подобное высказал Маркс.

Невежество стало государственной политикой, догмой и — побеждает, т. е. государство идет, как тяжелый, черный железный ледокол — по мелкой скорлупе человеческих судеб, наций, народов.

Вчера я спускался в Ульяновске по спуску Минаева. Дмитрий Дмитриевич Минаев — поэт; критик второй половины XIX века Николай Николаевич Страхов раскрывал глаза публике, утверждая, что Некрасов весь вышел из Минаева. Но публика почему-то не вняла. На нашей памяти остался от Минаева разве что романс:

Я знал ее малым ребенком когда-то, Однажды, тогда ей десятый был год, Она свою куклу случайно разбила И плакала целую ночь напролет.

Промчалось, как ясное облако, детство,И как изменилась подруга моя!Она мое сердце разбила на части,Но плакал об этом один только я!

Жестокий романс!

А помните? (Вы все, конечно, помните...)