Плавучий мост. Журнал поэзии. №2/2016

* * *

Красная охра, сиена и сурик –средневековья готический сумрак.Столик в кафе угловой.И переводчика око оленьевлево косит. Увлажнённый оклеенвоздух кленовой листвой.Как утомителен пьяный вестфалец.Толстый его указательный палец

тычет то в башню, то в ров.Тёмно-янтарное пенится пиво,и вдоль канала цветут прихотливокрыши опрятных дворов.Но переводчик забыл о работе.Над балюстрадой в полуоборотесгорбился и не сулитясности, с нами молчанием мерясь,ноздри раздув, как почуявший ересь

истовый иезуит.Словно подслушал твоё нетерпеньевыйти со мной… На покатой ступенижёлтые пятна листвы.Немец, усердно цитируя что-то,пялится на городские воротацвета засохшей халвы.Пусть этот бюргер лопочет что хочети притворившийся флюгером кочет

медным сверкает пером.Мы под парами в квадратном проёмеарки, как будто на древнем пароме,в темень плывём вчетвером.Прокукарекает вздорная птица –мы возвратимся, а бюргер проспится,выйдет с цветком на грудик завтраку… Но переводчик за намивслед пересохшими дрогнул губами.

Сжалься! Не переводи.

Интервью с Ириной Евсой

Беседу вела Юлия Белохвостова[4]

Счастье как подарок

Ю.Б.: Ира, мы разговариваем с тобой на следующий день после вручения «Русской премии». Во-первых, я, конечно, хочу еще раз тебя поздравить – мне кажется, это как раз тот случай, когда нет никаких сомнений в заслуженности и уместности награды. А во-вторых, хочу спросить – это важно для тебя? Ты рада своей победе?

И.Е.: Было бы странно и не вполне честно сейчас сказать, что я не волновалась и ничего особенного не чувствовала, когда стояла на сцене и мне вручали эту премию. Конечно, я рада. Для меня все это было большой неожиданностью-я довольно долго была не в курсе, что мою книгу выдвинули на эту премию, по-моему, я самая последняя и узнала, увидев лонг-лист в ФБ. Ю.Б.: А как ты в принципе относишься к конкурсам, премиям, наградам – это нужно поэту или это только отвлекает от «служенья муз»? И.Е.: Наверное, это нужно. Поэт, как любой смертный, нуждается в поощрении. Я отношусь к этому довольно спокойно: получить премию – приятно, конечно, но если не дадут – не смертельно, а уж если дадут какому-то хорошему автору, я за него искренне порадуюсь. Тут дело даже не во мне, очевидно, а в том, что мои родители не передали мне по наследству ген тщеславия и даже здорового честолюбия: никогда не чувствовала необходимости что-то доказывать. Но некоторыми наградами очень дорожу – премией имени Бориса Чичибабина, к примеру, потому что для меня она связана не только с прекрасным поэтом, но и с человеком, которого я уважала и любила. Ю.Б.: Литература всегда была делом твоей жизни? Ты когда-нибудь мечтала стать врачом, актрисой или, например, учителем, или ты всегда хотела стать именно поэтом?

И.Е.: Я довольно рано начала писать стихи, и мне нравилось рифмовать окружающее. Конечно же, тогда я не предполагала, что это станет делом моей жизни – просто в буквальном смысле – «глотала» книги, читать научилась рано. Мне повезло, что мои профессиональные интересы тоже связаны с литературой, что у меня есть возможность зарабатывать любимым делом – переводами, редактурой. Но если бы обстоятельства сложились иначе, не считала бы для себя зазорным и подъезды мыть. А вот представить себе, что я занималась бы каким-нибудь бизнесом, – не могу: очевидно, этого гена у меня тоже нет.

Ю.Б.: Я знаю, что ты очень осторожно и даже с опаской относишься к вопросам об учителях, но есть люди (я имею в виду – в литературе), мнению которых ты доверяешь, к кому прислушиваешься, на кого оглядываешься? И.Е.: Ну, конечно. Кстати, этих людей не так мало, начиная с близких друзей. И есть поэты, чье мнение для меня чрезвычайно важно: Александр Кушнер, Евгений Рейн, Алексей Пурин, Светлана Кекова, Олеся Николаева. Этот список можно продолжить.

Ю.Б.: Наверное, странный вопрос задам, но не страшно тебе возвращаться домой с «русской» премией за книгу «Юго-Восток»? Не боишься, что будут какие-то провокации, статьи?