— Но, — продолжил Глеб Викторович после секундного раздумья, — в знак уважения к былым заслугам товарища Горленко, верой и правдой служившего угрозыску в прошлые годы, его пожелания мы тоже учтем. Он будет вам помогать. Все согласны?
Опанас Владимирович и Коля закивали головами синхронно и уныло. Коле казалось, что помощь капризного Владимировича могла существенно затормозить дело, Опанасу Владимировичу — что чрезмерное рвение Коли все только усложняет.
— И, между прочим, — вдруг вмешалась Света, — вот вы, Глеб Викторович, спросили, а в ответ и слова сказать не дали. А у нас с Ларисой Морской действительно есть общая тайна. Да еще какая!
Сегодня Владимир Морской ощущал себя одновременно халтурщиком, предателем и похитителем. Халтурщиком — потому что, едва оказавшись на новом месте работы, вытребовал себе освобождение от редакционных дел, сославшись на крайнюю занятость, связанную с поручениями Алексея Толстого. Причем за сбор материалов для партийного графа Морской еще даже не брался. Предателем — потому что именно сегодня Галочка добилась разрешения на получение ордера, и теперь нужно было идти смотреть новое место жительства и хлопотать о переезде, а Морской сбежал, переложив все эти сложности на хрупкие плечи жены. Похитителем — потому что вместо всех вышеперечисленных дел он в атмосфере строжайшей секретности срочно перевозил Ларису из положенной ей больницы в стационар при Сабуровой даче.
— Это какая-то нелепица! — ворчала Двойра, получше укутывая дочь. Подводу трясло и швыряло на поворотах, извозчик громко ругался с лошадью, а небо, как назло, разразилось мелким противным дождем. — Она еще не отошла от вчерашнего переезда, а мы новый затеяли. Ты же слышал, что сказал доктор: девочке нужен покой…
— Но и что сказал Николай, я тоже слышал, — парировал Морской. — Стреляли не случайно, Лариса в опасности, и ее нужно перевезти в новую больницу, чтобы злоумышленник не мог до нее добраться. Про то, что пострадавшую от выстрела в ближайшую больницу перевезли, вся округа уже знает. Нам такая популярность ни к чему.
Вчера вечером, когда взволнованная чета Горленко прибежала прямо в больницу рассказать о покушении на Свету, больше всего Колю возмутило, что место лечения Ларисы легко отследить, прислушавшись к городским слухам и задав пару вопросов в регистратуре. Свету со всем семейством было решено в ближайшее время переселить в довоенную квартиру, Ларису — перевезти в новый стационар, строго-настрого запретив персоналу разглашать данные об этом переводе. О документах и лояльности персонала Двойра могла позаботиться только внутри неврологического института. Да и круглосуточное присутствие кого-то проверенного рядом с Ларисой можно было обеспечить только там.
— Надеюсь, наш Коля знает, что делает, — буркнула Двойра в ответ. — Я, конечно, помню, что интуиция его никогда не подводит, но все же…
— Глупо везти меня в Сабурку, — вяло вмешалась в разговор Лариса. Памятуя о болтливости привокзального извозчика, а других знакомых с транспортом у Морского в нынешнем Харькове еще не было, говорили шепотом, склонившись над Ларисой, поэтому дочь хорошо слышала споры родителей. — Во-первых, меня там все знают. Во-вторых, если в Свету стреляли там, причем стрелял кто-то из знакомых, значит, там как раз и есть самое опасное место.
— Вот-вот! — с отчаянием поддакнула Двойра, но тут же кинулась спорить: — Что значит «все знают»? Ты же не собираешься разгуливать по аллеям у всех на виду. О твоем лечении там будут проинформированы только хорошие знакомые. И вообще, как только можно будет, сразу заберем тебя домой.
— У меня вся Сабурка — хорошие знакомые, — улыбнулась Лариса. — Вы не подумайте, я не спорю. Просто стараюсь сохранить объективность, — тут она почему-то снова погрустнела. — Выходит, если кто-то придет проведать меня в старую больницу, ему скажут, что я выбыла в неизвестном направлении?
— Именно, — ответил Морской. — Для того все и делается. Заодно, кстати, узнаем, кто это так яро интересуется и с какой целью…
— Но ведь преступник, возможно, и не знает, что я была в госпитале или в больнице. Он, может, уверен, что меня вообще уже нет на свете… Меня и не должно было бы быть, — она поежилась от подобных мыслей, но тут же взяла себя в руки. — При этом если нападавший сам имеет отношение к Сабурке, то может случайно меня увидеть. Впрочем, не обращайте внимания, это я просто рассуждаю. Александр Алексеевич, конечно, все сделает, чтобы не дать меня в обиду…
— Ты знакома с главврачом Игнатовым? — удивилась Двойра.
— Да, мам, у нас было… э… общее дело… Я тебе не говорила, чтобы зря не нервировать. Но сейчас, кажется, придется рассказать. — Лариса глянула на отца, как бы спрашивая разрешения, можно ли уже рассказывать матери что-то волнующее. Морской утвердительно кивнул. — Понимаете, Света ведь не просто так пошла работать санитаркой в немецком лазарете, — начала Лариса. — Вы же ее знаете, если бы не особые обстоятельства, никогда на сотрудничество с оккупантами не пошла бы.