Но с Дуровой так не произошло. С этого момента две версии ее жизни тесно переплетаются. Расставшись с есаулом, Дурова не возвратилась домой, а вступила рядовым в уланский Конно-Польский полк (расчет верный — среди поляков ее будет труднее узнать и найти). Она участвует в боях при Гутштадте, Гейльсберге и в кровопролитнейшем сражении при Фридланде в 1807 году во время первых войн с Наполеоном. С усердием она осваивает военное ремесло, учится справляться с тяжеленной пикой, которая ей кажется бревном, отважно мчится с однополчанами в атаку, причем лишь потом ей, якобы «несмышленому парнишке», объясняют, что скакать в бой нужно только со своим эскадроном, а не со всеми, кто подает команду «Сабли наголо! Марш-марш!» Впрочем, ей ни разу не удалось добраться до неприятеля — боевые товарищи жалели «юного растяпу», прикрывали от опасностей, требовали только, чтобы не засыпал на ходу, не падал с лошади и не отставал от эскадрона. А это происходило постоянно. По словам командира Дуровой, конь был явно умнее своего горе-всадника и не раз благополучно вывозил отчаявшуюся в поисках своих «кавалерист-девицу» в расположение русских войск. Иначе бы она непременно попала в плен к французам или была убита мародерами. (Из «Записок» Дуровой: Подъехавший «генерал спросил меня: Куда ж ты едешь? — В полк! — Но полк твой стоит вон там, — сказал генерал, указывая рукою в ту сторону, в которую мой верный Алкид так усиленно старался свернуть. — А ты едешь к неприятелю! Генерал и свита поскакали к Гейльзбергу, а я, поцеловав несколько раз ушко моего бесценного Алкида, отдала ему на волю выбирать дорогу».) Да и то сказать надо: везло Дуровой. Раз как-то в бою артиллерийская граната упала под брюхом Алкида и взорвалась! И ни один осколок не задел ни всадника, ни лошадь. Их только засыпало землей! Да и крови Дурова пролила немного: как-то раз ей пришлось отрубить голову трофейному гусю («Ах, как мне стыдно писать это! Как стыдно признаваться в таком бесчеловечии! Благородной саблей своей я срубила голову неповинной птицы!»), а в другой раз случайно поранила саблей собственную лошадь.
Ее самой страшной потерей стала смерть Алкида, в прыжке пропоровшего брюхо на каком-то плетне. Несколько дней Дурова непрерывно рыдала и лежала на могиле Алкида, оплакивая своего верного друга: «Алкид! О смертельная боль сердца, когда ты утихнешь! Алкид! мой неоцененный Алкид! некогда столь сильный, неукротимый, никому не доступный и только младенческой руке моей позволявший управлять собою! Ты, который так послушно носил меня на хребте своем в детские лета мои! который протекал со мною кровавые поля чести, славы и смерти, делил со мной труды, опасности, голод, холод, радость и довольство! Ты, единственное из всех животных существ, меня любившее! тебя уж нет! ты не существуешь более!» Истинный плач-крик души.
Впрочем, Дурова себя считала военным никудышным. В мемуарах, представляющих собой прокомментированные и дополненные дневниковые записки, которые она делала в походах, Дурова рассказывает немало забавных и нелепых историй, смысл которых, в общем-то, сводится к одному: у войны не женское лицо — так невыносимо тяжелы физические и нравственные испытания воина: «С самого утра идет сильный дождь; я дрожу, на мне ничего уже нет сухого. Беспрепятственно льется дождевая вода на каску, сквозь каску на голову, по лицу за шею, по всему телу, в сапоги, переполняет их и течет на землю несколькими ручьями! Я трепещу всеми членами как осиновый лист!..» Тяжело было ей исполнять и разнообразные обязанности командира, который должен разбираться в амуниции, провианте, тысячах мелочей, ругаться с чиновниками, обеспечивать своих солдат провизией и сеном за счет местного населения, которое приходилось, в сущности, грабить, да и за своими людьми нужен глаз да глаз. Как-то раз, возвращаясь с фуражировки с уланами, которые везли на своих лошадях целые стога сена, она вдруг увидела как на дорогу (будто с неба) падают бараны. Оказалось, что уланы замаскировали украденных баранов в стога, но плохо их закрепили на лошадях.
При этом не будем недооценивать ироничного отношения героини к самой себе — ведь это верный признак умного человека. Между тем Дурова действительно стала, преодолев все трудности, мужественным и бесстрашным воином и выжила на передовой — она помнила слова знаменитого генерала А. П. Ермолова: «Трусливый солдат не должен жить». Как-то раз Дурова спасла раненого офицера, отдав ему своего коня, за что потом была награждена Георгиевским крестом.